Заключенный в кабине «Файеркроу», окруженный теплым ревом моторов и воем ветра, он был один. «Файеркроу» разрисован опознавательными знаками пробужденцев, поэтому они не будут его атаковать. Он — чужак среди врагов, никто не мог помочь ему. И, что бы он ни сделал, он сделает это сам.

Он вспомнил о серьге. Крейк отдал ее ему после сражения в особняке Тарлоков, чтобы во время полета он мог связаться с кэпом. Он пошарил в кармане и надел ее на ухо, надеясь услышать голоса. Чем-то облегчить это внезапное ужасное одиночество, ослабить чувство, что он брошен в никуда.

Ничего. Иногда он слышал хруст и приглушенные звуки, но и только. Никто больше не надел клипсу. Тем не менее, он оставил ее на ухе. Даже эти слабые звуки было чем-то вроде компании, и он был рад всему, что мог взять сюда, в сланцевое небо, мчась через враждебный мир.

Файтеры проносились под ним, опускаясь низко, чтобы обстрелять улицы города. Надо было наказать население за сопротивление; Теск был святилищем неверующих, и было необходимо преподать им урок. Не мирный переворот, а кровавое вторжение. Постоянно сверкали молнии, и в их свете он видел дюжины людей, бегущих по бульвару ко дворцу; они, как насекомые, роились далеко внизу.

Над головой и вокруг него были фрегаты и большие суда; их световые огни сверкали, размытые туманом и дождем. Они бороздили небо, бросая вниз бомбы и принося столице огонь и разрушения. Их вид, безнаказанно дрейфующих через небеса Коалиции, оскорбил его. Противокорабельные орудия замолчали, задушенные устройством азриксов, и пробужденцам было нечего бояться.

Ну, Харкинс даст им то, чего они испугаются.

Он скользнул за одним из файтеров, который только начал бомбить. Еще один «Файеркроу», совершенно идентичный его. С тех пор, как Флот продал их после Второй аэрумной войны и перешел на «Виндблейды», «Файеркроу» были повсюду, дешевые и надежные боевые суда. Они были по-прежнему опасны, и многие из них оказались во флоте пробужденцев.

«Начни с лучший бойцов, — сказал он себе. — Оставь эти ржавые корыта. Сбей их столько, сколько сможешь».

Пилот не подозревал об угрозе. Он был полностью уверен в своей безопасности, поскольку битва была выиграна. Он даже не видел, как Харкинс сел ему на хвост. Внутренним зрением Харкинс видел, как корабли Коалиции валятся с неба, как тысячи сражающихся мужчин и женщин погибают, сраженные одним отвратительным, жестоким и бесчестным ударом. Он чувствовал, как гнев бурлит в нем, как растапливает его страх. Он чувствовал потребность быть бессмысленным и жестоким.