Самый толстый из трех чихает в ответ на какой-то вопрос кондуктора, и от его меха поднимается облако пыли.

– Чертовы пыльные зайцы! – восклицает кондуктор, достает из чехла на поясе пылесос и принимается чистить свою ковровую шкуру.

Я сажусь в никем не занятом переднем ряду и съеживаюсь у окошка в ожидании кондуктора. Он должен был кое-что проверить – утраченные воспоминания, которые мне нужно увидеть. Не мои. Я хочу посмотреть эпизоды из чужой жизни.

Маму мучает совесть, что она посмотрела папины воспоминания втайне от него. Поэтому я очень осторожна. Но та, в чье сознание я собираюсь вторгнуться, не заслуживает моего уважения. Она жестока и мстительна. Она чуть не похитила мое тело, разорвала жизнь пополам и почти уничтожила Страну Чудес.

Морфей всегда говорил, что у каждого свои слабости. Будь он здесь, он велел бы мне найти слабость Червонной Королевы, чтобы, встретившись с ней вновь, я бы могла одержать верх.

Именно это я и намерена сделать.

Пылесос кондуктора завывает, заглушая споры, чиханье и шорох вокруг. Я откидываюсь на спинку и рассматриваю люстры, сделанные из светлячков – каждый длиной в половину моей руки. Они соединены друг с другом латунными цепочками. Сияющие насекомые движутся в воздухе, отбрасывая пятна желтого света на стены, обитые алым бархатом. Я наклоняю голову и смотрю в окно. Темноту рассеивают лампы, тоже из светлячков, которые вращаются на потолке тоннеля, как блестящие колеса обозрения.

Я подавляю зевок. Сил нет, но при этом я настолько взвинчена, что не могу задремать. Как будто я не в состоянии определить свое место во времени и пространстве. Всего лишь вчера я сидела за столиком во дворике психиатрической лечебницы и пыталась хитростью скормить папе грибок, который должен был его уменьшить. Как будто это произошло давным-давно – но и вполовину не так давно, как те времена, когда я обнимала маму… спорила с Морфеем… целовала Джеба. Я скучаю по маминому запаху. После работы в саду от нее пахло вскопанной землей и цветами. Скучаю по украшающим глаза Морфея драгоценным камням, которые переливались радугой эмоций, когда он поддразнивал меня. Скучаю по отрешенному виду Джеба, который всегда появляется у него на лице, когда он рисовал.

Мелочи, которые я некогда принимала как данность, сделались бесценными сокровищами.

У меня урчит в животе. Мы с папой не завтракали, а желудок подсказывает, что пора обедать. Я сую руку в карман передника, надетого поверх жесткого и запачканного больничного халата, и перекатываю между пальцев оставшиеся грибы. Я такая голодная, что готова съесть один из них, но не стану. Скрытая в грибах магия, которая уменьшила нас, чтобы мы могли лететь на бабочках, вернет нам прежний вид, когда мы закончим. Нужно сохранить грибы.