Но когда спустя несколько минут Майкл прошел мимо него и занял свое место у окна почти в самом конце салона первого класса, пожилой джентльмен даже не поднял голову. Его портфель был открыт, а сам он что-то быстро записывал в объемистую тетрадь в кожаном переплете.

Прежде чем самолет поднялся в воздух, Майкл заказал себе порцию бурбона и упаковку холодного пива. К тому времени, когда они прилетели в Даллас, где по расписанию у самолета была сорокапятиминутная стоянка, Майкл пил шестую банку пива и читал седьмую главу «Давида Копперфильда». Про англичанина он и думать забыл.

7

7

Майкл попросил таксиста притормозить и отправился за очередной полудюжиной банок пива. От ощущения вновь окутавшего его теплого летнего воздуха все внутри ликовало. Машина свернула со скоростной магистрали на знакомую и незабываемо грязную мостовую Сент-Чарльз-авеню, и Майкл едва не заплакал при виде темнолиственных старых дубов с их черной корой и длинного узкого трамвая, который все так же, со звоном и грохотом, катился по рельсам.

Даже в этой своей части, с множеством убогих закусочных, обшарпанных деревянных баров и заброшенных бензоколонок, среди которых торчали к небу новые многоквартирные дома, возвышавшиеся над тентами магазинных витрин, это был его родной город – старый, прекрасный, полный зелени. Майкл с любовью смотрел даже на сорняки, пробившиеся сквозь трещины в асфальте. Там, где асфальта не было, росла сочная, ярко-зеленая трава. Ветви ползучего мирта были густо усыпаны цветами – розовыми, сиреневыми, густо-красными, как мякоть арбуза.

– Да ты посмотри вокруг! – сказал он водителю, который без умолку болтал всю дорогу, жалуясь на резкий рост преступности и вообще на плохие для Нового Орлеана времена. – Это фиолетовое небо я вспоминал все эти проклятые годы и видел так явственно, как будто кто-то раскрашивал его в моей памяти цветными карандашами.

Майклу хотелось плакать. За все время, пока утешал плачущую Роуан, сам он не пролил ни слезинки. А сейчас ему хотелось буквально разрыдаться. И отчаянно не хватало рядом Роуан.

Таксист слушал его с иронической улыбкой.

– Ну и что? Да, фиолетовое небо, если тебе так нравится.

– Нравится, и еще как, – сказал Майкл. – А ты родился между Мэгазин-стрит и берегом реки, точно? Уж этот выговор я узнаю где угодно, – добавил он.

– Ишь, завел тут речи, а сам-то как говоришь? – не дал ему спуску таксист. – Если тебе интересно знать, я родился между Вашингтон-авеню и Сент-Томас-стрит и был самым младшим из девяти детей. Теперь таких больших семей не встретишь.