– Спрятаться не успели, боярин, – пожевал губами старик. – Кто далече был, кто набата не услышал. Я и вовсе не уходил, тут на лавочке набег пережидал. Токмо меня не взяли. Поганые иные и здоровкались даже. Не впервой грабят. Я уж годков десять, почитай, как прятаться перестал. – Он опять пожевал губы и вдруг низко поклонился: – Благодарствуем, боярин.

– Князь, старик! – поправил Шамша. – Князь Сакульский, а не боярин.

– Оставь, – отмахнулся Зверев. – А ты, отец, не беспокойся. Эти здороваться больше не вернутся. – Он привстал на стременах, оглянулся, громко приказал: – Звияга! Каждому, кто остается, по лошади из татарского табуна оставь!

– Не жирно будет? Смердам – да по коню? – подъехал боярин Трошин.

– А разве не эти смерды рядом с нами татарам глотки рвали? – поинтересовался Андрей. – Не жалей, боярин. Пусть хоть что-то хорошее у них после этого испытания останется. Прошли они ведь его, прошли.

Возле обоза начались слезы, бабий вой. Только теперь многие узнавали, что родичей и детей их больше нет, что они мертвы. Зверев вздрогнул, тронул коня. Старик быстро посторонился, и обоз двинулся дальше.

Незадолго до заката они миновали Ялму – такую же деревеньку, как и предыдущая. И опять вокруг обоза лились слезы радости и горя. Князя уговаривали остаться на ночлег здесь, но Андрей отказался. Он никак не мог избавиться от чувства вины за тех, кто остался лежать там, на лугу за рекой Сурой. Последние из освобожденных пленников распрощались с отрядом следующим полднем, на перекрестке двух проселочных дорог, посреди широкого хлебного поля с еще не налившимися спелостью колосьями. В обозе остались Звияга и еще одна рыжая девчушка лет двадцати.

– Дозволь с тобой остаться, княже, – скинув шапку, поклонился мужик. – Некуда мне возвертаться. Отца с матерью убили, выселки наши сожгли поганые, детей и жену в поле, когда бились, зарезали. Видеть этого места не хочу. Прочь уйду отсель. Дозволь с тобой, княже. Ты, вижу, господин добрый и разумный. А я работы чураться не привык.

– А здешнему боярину ты ничего за землю не должен? – на всякий случай уточнил Андрей.

– Так ведь татары… – напомнил мужик, словно это должно было все объяснить.

– Дядя Звияга… – напомнила о себе девушка.

– Аксинья еще к тебе просится, княже. Друга моего дочка. С другом выселки рубили.

– Ладно, – кивнул Зверев, – поехали.

К вечеру обоз прикатился в ставку. Встречать попавшего в полон, а теперь чудесным образом вернувшегося князя – и не просто вернувшегося, а с добычей! – вышли многие. Однако от расспросов воздерживались. Андрей спешился возле часовни Сергия Радонежского, перекрестился, вошел в шатер воеводы Хворостинина, коротко кивнул: