Княгиня обреченно махнула рукой:

– Да делайте что хотите.

– Андрей Васильевич, – обрадованный успехом, подступил к князю Звияга. – Дозволь в деревне нынче заночевать? Поутру заодно и пригляжу, чтобы завтрак для вас состряпали.

– Андрюшенька, ты и не ведаешь, что тут без тебя творилось! – всплеснула руками княгиня. – Что ни минута, то одна, то другая баба на причал тянется, с холопами разговоры заводят, знакомятся. Глаза у всех блудливые, что у кошки весной. И дитям малым груди показывали, старого Лучемира – и то завлечь пытались. Не пускай его никуда, бес похоти его растревожил, блудом заниматься станет, похабщину всякую творить.

«Еще бы, – мысленно пожалел здешних баб Зверев. – Небось, один мужик на пятерых в деревне обитает, и новым взяться неоткуда».

– Напраслина это, Андрей Васильевич, – замотал головой холоп. – Никакого блуда у меня и в мыслях нет. Поболтать со знакомыми новыми хочется, молочка парного попить. Всего часочек малый перед сном. На сеновале покемарю, а утром присмотрю, чтобы горячего вам сготовили. Слышал я, окуней ввечеру коптить хозяйка сбиралась. А они, горячие, страсть как вкусны. Передам повеление, чтобы наутро часть оставили да на рассвете закоптили. Али кашу с салом можно сварить, щуку запарить…

– Хватит, не старайся, – презрительно фыркнул Зверев. – Не отпущу. Без блуда ты и здесь покемарить можешь.

Звияга с минуту переваривал услышанное, потом осторожно переспросил:

– Ты, Андрей Васильевич, не обмолвился?

– Нет, конечно, – пожал плечами Зверев. – Ведомо мне, что после разврата и прелюбодеяния частого через девять месяцев младенцы обычно рождаются. Сиречь, работники новые, как подрастут, смерды, хозяйки подворий и матери будущие. А у меня в княжестве в людях нехватка острая. Посему блуд я простить могу. Но просто спать… Спать ты и на ушкуе спокойно можешь.

– Дык, Андрей Васильевич, – облизнул губы холоп. – Коли нужда такая… То я, того… Ко греху склонить постараюсь. Вот крест святой, совращу. Как есть, совращу.

– Ну, коли совратишь, – почесал в затылке Зверев. – Коли так, то иди. И чтобы развратничал за троих!

– Сделаю, Андрей Васильевич, – весело поклонился Звияга. – Дык, окуньков копченых горяченьких к ужину не желаете? За час с небольшим обернусь. Велю готовить, да обожду, пока запекутся.

– Беги. Он тебе сейчас не нужен, Полинушка?

Княжна медленно покачала головой. Видимо, она никак не могла привыкнуть к мысли, что холопий грех, похоть и разврат могут оказаться весьма полезными для ее, княжеского, хозяйства. Мораль вступила в решительную битву с практицизмом – и победы пока не одержала.