Приблизилась к воротам, толкнула тяжелую створку. Браслет оттягивал запястье, наверху плыли равнодушные облака, легкие и белые. Шаг вперед, второй. В уютный двор, к наливающемуся жаркому свету. Цветы были всюду. Обвивали забор, усеивали клумбы, выглядывали из горшков и кашпо. На резной садовой скамейке сидел Паша и неотрывно смотрел прямо перед собой. Веяло задумчивостью и непроницаемым, совершенно неестественным спокойствием. Ох…

Я прислонила чемодан к стене дома и села на скамейку, с краю. Нас с Пашей разделяли полметра, обоюдное молчание и плотная завеса напускной сдержанности. Небо медленно темнело, ветер стих.

– Ну, – вдруг нарушил Паша затянувшуюся тишину, – как дела?

– Хочу домой…

– Самолет завтра, – сообщил он и наконец посмотрел на меня.

Глаза у него были усталые, даже слишком. Сосредоточенное, безучастное лицо. Ни подколов, ни привычной усмешки…

– Тебе и Кире придется со мной в консульство сходить, – ровно выговорила я, хотя внутри все предательски сжалось. – Там хотят двух свидетелей, без них нужную для вылета бумажку не дают.

– Что случилось с твоими документами?

Вот он – момент, который я всеми силами хотела отсрочить. Этот вопрос был неизбежен. А следом потянутся другие…

– Я не улетала в Москву, – торопливо сказала я. Лучше уж признаться сразу, скопом. – На меня в аэропорту напали, выкинули в глубокий Лектум. Хранитель спас, но очнулась в клинике. Повезло – телефон забыли отобрать, успела позвонить…

Паша медленно кивнул:

– Не мне.

– Не тебе, – глухо подтвердила я.

Тяжелый взгляд, короткий вздох в мою сторону.

– А кому?

Только сейчас заметила, как на улице потемнело. Посеревшие облака, холодное небо. Тонкая, почти слившаяся с крышей по соседству линия горизонта. Но это только кажется. На самом деле они безумно далеки друг от друга.

– Феликсу, – ответила я. – Он как раз случаи с клиниками расследовал. Говорю же – повезло.

За соседним забором зарычала собака. Сердито, отрывисто. Я невольно вздрогнула.

– Что ж… – Паша отвернулся и потер переносицу. – Понятно.

Пахнуло гвоздикой и свежескошенной травой. Резко, отчетливо, до головокружения. Я откинулась на спинку скамейки, Паша прикрыл глаза и спокойно, без тени сомнения констатировал: