* * *
Вот она идет сюда – ах! Слышу: платье шуршит вдали; Если даже я буду остывший прах В склепной сырости и в пыли, Мое сердце и там, впотьмах, Задрожит (пусть века прошли!) И рванется в рдяных, алых цветах Ей навстречу из-под земли[38].– Перестань, – раздраженно бросил Генри, закатывая забрызганные чернилами рукава домашнего халата. – Ты не мог бы почитать что-нибудь повеселее, с хорошей дракой?
– Это же Теннисон, – ответил Уилл, снимая ноги со стоявшей у очага оттоманки. – Прекрасное упражнение для ума.
Они сидели в гостиной, кресло Генри было придвинуто к камину, на коленях лежал открытый альбом для эскизов. После битвы в Кадер-Идрисе он был все еще бледен, но в глазах светилась жизнь.
Не успел Генри ответить, как дверь распахнулась и вошла Шарлотта. Выглядела она уставшей, концы рукавов, отделанных кружевом, были мокрые. Уилл тут же отложил книгу, а Генри поднял от альбома вопрошающие глаза.
Шарлотта увидела книгу, лежавшую на приставном столике, рядом с серебряным чайным сервизом:
– Уилл, ты читал Генри?
– Да, какие-то ужасные стихи, – ответил ее муж.
Новость о том, что даже Безмолвные братья не в силах поставить его на ноги, Генри встретил спокойно. И тут же проникся убеждением, что ему нужно смастерить самодвижущееся кресло, способное подниматься и спускаться по лестнице, чтобы он мог и дальше продолжать работу в своей лаборатории, которая находилась в подвале. Пока Уилл читал ему отрывки из «Мод», Генри как раз рисовал эскизы.
Шарлотта улыбнулась:
– Ну, так и быть, тебя, Уилл, я освобождаю от обязанностей читать, а тебя, Генри, от обязанности слушать. Вижу, курс поэзии пошел тебе не впрок. Если хочешь, дорогой, могу помочь тебе собрать твои записи…