«Ты же понимаешь, что они тут же убьют меня?» – спросила его Сарай.

Теперь он понял. Лазло знал, что не жители убили ее, как знал и то, что, появись такая возможность, они бы это сделали. А еще знал, что Плач, город его мечты, который он спас от уничтожения, отныне навеки для него закрыт. Пусть он и заполнил местечко в центре себя ответом о своем происхождении, но потерял гораздо больше. Плач и Сарай. Возможность обрести дом и любовь. Всего этого не стало.

Лазло не закричал. Вместо него это сделал Разалас. Юноша к нему даже не прикасался. В этом больше не было нужды; достаточно просто быть рядом. Чудище с якоря повернулось к надвигающейся толпе как живое, и звук, вырвавшийся из его металлической пасти, означал не гнев, а муку.

Звуковая волна ударила по крикам и поглотила их. Будто один цвет перекрыл другой. Ненависть – черная, страх – красный, а му́ка… она голубая. Не голубая как васильки, крылья стрекозы или небеса, и не как тирания или неминуемая гибель. Это цвет ушибленной плоти и штормовых морей, мрачный и безнадежный, как глаза мертвой девушки. Это страдания, и на дне всего, как последний глоток в чашке, в душе Плача не было правды глубже, чем эта.

Богоубийца и Азарин прибыли в Ветропад как раз в ту секунду, когда взревел Разалас. Они проталкивались через толпу. Звук боли настиг их даже раньше, чем они увидели…

Увидели Лазло и что он держал в руках – тонкие безвольные конечности, огненные кровавые цветы, коричную россыпь волос и правду, которая в этом крылась. Эрил-Фейн оступился. Его вздох был гибелью маленькой храброй надежды, росшей в его позоре. Когда Лазло оседлал Разаласа, все так же прижимая Сарай к груди, Богоубийца упал на колени как падший в бою воин.

Разалас взлетел. Его крылья подняли бурю из грязи, и людям пришлось закрыть глаза. В темноте за своими веками все видели одно и то же: темную дыру, поглотившую мир.

Азарин присела рядом с мужем. С дрожью обняла его за плечи. Женщина прильнула к его спине, прижалась лицом к шее и заплакала за них обоих. Эрил-Фейн вздрогнул, когда ее слезы обожгли ему кожу, и что-то внутри него сдалось. Он крепко прижал руки Азарин к своей груди и спрятал лицо в ее ладонях. А потом, прямо там, за все потерянное и украденное, как у него, так и им за те долгие годы, Богоубийца заплакал.

Сарай все видела, но ничего не могла сделать. Когда Лазло снял ее тело, она даже не могла последовать за ним. Последний невидимый швартовный трос порвался, и она отправилась в вольное плавание. Тут же появилось ощущение… что она расщепляется. Казалось, будто она снова умирает. Сарай вспомнила сон о махалате, когда она развоплотилась и все физические ощущения исчезли, кроме одного, плотного и твердого: руки Лазло в ее ладони.