И это — ее мать?
Мать выглядела, страшно сказать, как сильно пьющая бомжиха.
Эта обвисшая туша, эти жуткие кудельки… а запах! Человека, который не привык мыться ежедневно, а то и два-три раза в день. Запах человека, который спокойно ложится спать в одежде, и не видит в этом ничего страшного.
И толстые пальцы рук…
Матильду замутило. Но это — только Матильду. А Мария-Элена была спокойна и доброжелательна.
— Вы настаиваете, что вы — Мария Домашкина?
— Доченька! — всхлипнула «бомжиха», пытаясь схватить Мотю за руку. — Кровиночка моя…
— Документы предъявите.
— Что?
Голос Малены был настолько холоден и спокоен, что айсберги обзавидовались.
— Документы. Паспорт, СНИЛС, свидетельство о рождении или браке, водительские права… если вы не помните, когда меня бросили, так я сообщу. В возрасте двух лет. Вы всерьез считаете, что я вас в лицо помню?
Тетка села, где стояла. Предусмотрительно, на скамейку.
— Да… как же…
— Документы. Или я ухожу.
Мария еще раз хлюпнула носом и полезла в безразмерную сумку. Этакая ковровая авоська из тех, что продаются на любом рынке за копейки и уже через месяц выглядят так, словно под самосвал попали. Щедро украшенная жуткими котятами с людоедскими мордами. Да, и брелок.
Куда же без брелка из самоварного золота?
Или это кистень такой?