— Это хорошо… А квартира у вас приватизирована?

— Да. Вот как бабушка заболела, ей пришлось уволиться, она и занялась.

— То есть твоя мать…

— Когда шла первая волна приватизации, меня еще на свете не было, а бабушка потеряла все доверие к правительству. Сказала, что она по их правилам играть не будет и ничего не делала. Да и некогда было, выжить бы…

— Понятно. Юридически твоя мать — никто?

— Она моя мать. Биологически. И все. Если это она, конечно…

— Ты ее…

— Пятнадцать лет не видела. И сейчас в шоке. Как можно было себя так довести?

— Да вот так. И не такое видывать приходилось.

Матильде не приходилось. А для Малены, напротив, это было логично. В ее мире женщины и помоложе могли хуже выглядеть.

Плохая пища, тяжелые условия, пара плюх от супруга…

— А мне сейчас что делать?

— Ну, дверь вскрывать никто не будет, сама понимаешь.

— А вы…

— Я? С чего бы? Ни у кого таких прав нет. Но ты вечером бери копии документов и подходи ко мне?

— Куда?

— На Новосельскую. Где мы сидим, представляешь?

— Нет.

— Новосельская, шестнадцать. Скажешь, что ко мне. Тебя во сколько ждать?

Малена прикинула.