— Я кое-что об этом помню, — кивнула Малта. И затем, будто освобождая себя и ее от этих воспоминаний и вспомнив об обязанностях хозяйки, она добавила: — Если вы извините меня, я схожу проверю, как идут дела с вашими комнатами.

— Я с тобой, — добавил Рэйн. — А пока чувствуйте себя как дома.

Они вышли из комнаты, Малта рука об руку с Рэйном. Фрон не спеша вышел за ними, прихватив оставшиеся пирожные. В дверях он остановился, повернулся и отвесил нам на удивление изящный поклон, так и не выпустив тарелку из рук. Я улыбнулся, и дверь за ними закрылась.

Какое-то время мы трое сидели, перебарывая собственные страхи.

— Фитц, зачем ты это сделал? — тихо спросила Янтарь. — Зачем в одиночку пробовал исцеление на мальчике, которого совсем не знаешь?

Она откинулась на спинку стула и потерла щеки.

— Когда я поняла, что происходит, то ужасно испугалась.

— Он взял меня за руку… и это… просто случилось. Мы соединились через Скилл, и не думаю, что мог бы остановиться в то мгновение.

— Звучит серьезно, — заметил Лант, и Янтарь поперхнулась смехом.

Вошла служанка с подносом, на котором стоял большой серебряный чайник в окружении крошечных белых чашечек. За ним шли Искра и Пер. Каждому из нас налили толику темной дымящейся жидкости.

— Подарок от короля и королевы. Чай сладких снов.

Служанка пожелала нам спокойной ночи и вышла.

Я поднял чашку и принюхался. Потом передал ее Янтарь.

— Ты знаешь, что это? Похоже на крепкий чай, но еще темнее.

Она понюхала и сделала осторожный глоток.

— Я встречала его, еще в Бингтауне. Сладкий сон. От него хорошо спишь, и сны бывают очень приятными. Он позволяет забыть обо всех тревогах. Очень дорогой напиток. Угощать им — значит выказать большое уважение гостю.

— Да, — довольно подтвердил Персеверанс. — Служанка, которая привела нас сюда, очень удивилась, когда ей сказали приготовить его для нас. Его привезли из Джамелии, подарок королю от самого Сатрапа! «Это как пить золото», сказала она.

— Я был бы не против сладких снов, — тихо сказал Лант, — для разнообразия.

Он взял чашечку и опустошил ее. Мы не сводили с него глаз. Он облизнул губы.

— А он хорош. Сначала горький, а послевкусие приятное.