— Что скажешь? — мрачно спросил Зван.

Дивен поднял на вожака полный глухой боли взгляд:

— Не знаю. Нечего мне сказать.

— Трава примята там была, ты ж видел, — отозвался тем временем Ставр — коренастый молодой мужчина с шапкой льняных кудрей на голове. — Я и круг нашел обережный с кострищем. Был там Охотник. Вроде не врет Серый.

— Не врет Серый… — задумчиво повторил Зван. — Не врет… Да только что здесь Охотник делал? Ни дорог окрест, ни путей нахоженных.

— Не знаю, — глухо отозвался собеседник. — Мне самому волколаки не по сердцу, но…

— Дураками будем, если влезем в это, Зван, — подал голос, сидящий за столом Мирег. — Волки не умом живут, а нюхом и повадкой. Куда нам с ними?

— Куда нам с ними, — все так же задумчиво произнес вожак.

Все знали за ним эту особенность — в пору размышлений повторять сказанное собеседником.

Дивен сидел, угрюмо глядя под ноги. Душу затопило черное беспросветное отчаяние. Слада слегла. Радош плакал до синевы, чувствуя тоску матери. А он — отец — застыл от горя, будто сердце одеревенело. Первая дочь их умерла в полгода. Вторая, родившаяся следом, в три месяца. Юна была третьей. Цвета четвертой. И теперь единственной.