– Зачем так близко дом подпалил? А ежели хоромы тоже займутся? Что делать станем?

Ничего не ответил им зырянин, отмахнулся только. А к избе уже валил народ: кто с ведром, кто с топором, кто так просто, поглазеть да посочувствовать. Жильцы на глаза не показывались – то ли спали, то ли уж задохнулись в дыму. Прибывшие начали ломать калитку, полезли через тын – спасать погорельцев. Скоро и гречин явился: выбежал из хором, схватился за голову, закричал что-то своим челядинам через плечо. Протрусил к пылавшей избе и встал, будто окаменел враз.

– Пора, – сказал разбойный вожак.

Словно мыши полевые метнулись тати к усадьбе. Распахнули калитку, заскочили на двор. Оглушили двух смердов, попавшихся по дороге, втащили их в дом, принялись разжигать лучины – тьма была хоть глаз выколи. А как разожгли, так и обомлели: на выложенном плинфой полу (богат был гречин, что и говорить!) стояли пузатые глиняные сосуды с ручками, высотой в два локтя, расписные да блестящие, и было этих сосудов видимо-невидимо. А меж ними торчали бутыли из тёмного стекла, бочки с фигурными ковшами, медные кубки. Валялось два кожаных мячика да несколько кубарей – потеха для детворы. Со стены, увешанной сетью, проглядывали громовые стрелы в железной оправе. Угол забит обувью: поршнями, сапогами, мягкими туфлями. Эх, раззудись плечо, размахнись рука! Сколько ж добра у гречина запрятано – не вынесешь. А в кладовке-то небось гривны с аксамитами лежат, своего часа ждут.

Табуном ополоумевших лошадей ворвались налётчики в горницу, рассыпались по комнатам, стали переворачивать всё вверх дном, ища поживу. На миг забыли они о бушующем снаружи пожаре, о хозяине, о смердах его и соседях; всё им затмила неслыханная добыча. Даже Арнас – и тот дрогнул, увидав такое роскошество. Сунул в карман перстень, замеченный на столе, прошёлся по каморкам, открыл дверь в другую комнату и сморщился от странного запаха. Свет лучины выхватил из тьмы столы с лежащими на них дощечками, кисточками, кусочками янтаря да свинцовыми пластинками. Осторожно двинулся пермяк меж столов, то и дело задевая за горшки большие и малые, которыми уставлен был пол.

Кой леший потянул его сюда? Ясно ведь было, что ничего он тут не найдёт. Но Арнас шёл, разглядывая образы святых, едва намеченные иглой на левкасе. Образы эти были без глубины и без цвета, но зато с ликами – отстранённо-печальными, погружёнными в себя, иногда – слепо-равнодушными, иногда – скорбными, возвышенными, они глядели мимо пришельца и как-то сквозь него, будто хотели приворожить. «Духи дома отомстят мне за надругательство», – испугался пермяк. Прошептал заклинание, ухватился за обереги на груди, вознёс молитву зырянским вседержителям. А потом упёрся в очередной стол и замер, поражённый увиденным.