Улыбка Лэмба напоминала разверстую могилу. Он плюнул кровью на ладонь и размазал по щеке алые полосы. А после поднял левый кулак и медленно разжал его, чтобы Глама мог видеть. Черные, как угольные ямы, глаза сверкали сквозь прореху, где у всех людей был средний палец.
Толпа смолкла, повисла зловещая тишина. А Золотого охватил неизбывный ужас. Он догадался, как зовут старика.
– Проклятие… – прошептал он. – Быть этого не может…
Но он уже понял, что не ошибся. Ты можешь быть сильным, можешь быть ловким, можешь быть страшным. Но все равно найдется кто-то сильнее, быстрее, страшнее тебя. И чем больше ты сражаешься, тем скорее повстречаешь его. Никто не может вечно водить за нос Великого Уравнителя. Ощутив это, Глама Золотой покрылся холодным потом. Огонь в его душе угас, превратившись в пепел.
Он знал, что этот бой в самом деле станет его последним боем.
– Гребаная обида… – бормотал под нос Кантлисс.
Он с таким трудом тащил ноющих засранцев через всю Дальнюю Страну, рисковал, чтобы всучить их Народу Дракона, вернул весь долг до единой монетки да еще с наваром, а где благодарность? Только бесконечные жалобы Папаши Кольцо и новое дерьмовое задание. Как ни старайся, а дела постоянно идут наперекосяк.
– Неужели человек не достоин хотя бы маленькой справедливости? – спросил он у пустоты. Слова, сказанные вслух, причиняли боль. Он потрогал царапины на щеке, от этого заболела рука. Ну, почему все бабы – беспросветно тупые курицы? – И после всего, что я для этой шлюхи делал…
Придурочный Кривой делал вид, что читает, когда Кантлисс вышел из-за угла.
– Вставай, дубина!
Женщина, все еще связанная и беспомощная, сидела в клетке. Она смотрела вызывающе, спокойная и твердая, будто вместо того, чтобы дрожать, что-то задумала. Словно у нее созрел особый замысел и Грега был частью его.
– Куда ты пялишься, гребаная сука? – бросил он.
– На гребаного труса, – холодно и четко ответила она.
Он замер, моргнул, не в состоянии поверить собственным ушам. Даже эта тощая тварь его презирает? Та, которая должна молить о пощаде? Если вы не в состоянии внушить уважение женщине, даже связав и избив ее, как вы вообще можете заслужить гребаное уважение?
– Чего? – прошипел он, ощущая холодок вдоль спины.
Она подалась вперед, не отводя дерзкого взгляда, приподняла губу, прижала язык к щели между зубами и метко плюнула сквозь прутья решетки прямо на новую рубашку Кантлисса.
– Трусливая шмонька, – процедила она.
Одно дело стерпеть обиду от Папаши Кольца. Но не от нее же?
– Открывай клетку! – взревел он, задыхаясь от злости.