Следующим днем дождь перестал. Проснулись рано, зябко ежась и зевая. В молчании поели и снова тронулись в путь по раскисшей дороге в пелене плотного тумана. С деревьев на голову и за шиворот сыпались тяжелые холодные капли. Лес был глухим, незрячим и казался тесным из-за белой завесы. Стволы сосен выныривали, будто из ниоткуда, грязь чавкала под ногами.
Белян тащился следом за Зюлей, и лошадь с сидящей на ней Охотницей казались ему из-за тумана зыбкой навью. По коже бежал мороз. И от тоски сосало под ложечкой. Шли неспешно. Долго-долго.
Полонянин брел, ни о чем не думая. Выдергивал ноги из раскисшей земли, иногда оскальзывался и замирал, зябко обхватив себя за плечи. А потом ужище натягивалось и ему снова приходилось брести. Он привык к долгим переходам и был вынослив, однако до сей поры ни разу не оказывался в плену, да еще и на привязи.
На привал остановились в середине дня, когда туман уже рассеялся. Охотница приготовила похлебку, щедро сдобрив ее вяленым мясом и укропом. В полнейшей тишине поели, немного передохнули и снова тронулись в путь. Белян опять шагал за Зюлей, иногда, нет-нет, а чувствуя косой взгляд колдуна. От этого взгляда парень, сам того не замечая, съеживался, втягивал голову в плечи и прибавлял шаг.
Когда начало вечереть, пленник уже еле брел, спотыкаясь на каждом шагу и мечтая об остановке, совсем как надысь. Но снова липкий страх заворочался в душе. Ну как колдун удумал чего?
По счастью, нет. Не удумал. Обережник поел безо всякой охоты, устроил себе лежанку, завернулся в меховую накидку и заснул, так и не проронив ни слова. За весь день. Неживой он, что ли?
Охотница тоже устраивалась на ночлег — снова подновила наузы да кивнула, мол, иди спать. Белян улегся на ворохе лапника, закрыл глаза и провалился в сон, даже не успев ощутить, как колючие ветки впиваются в бока.
А проснулся от жадного причмокивания. Распахнул глаза и уставился в кромешную тьму. Рядом кто-то шаркал, сопел, слюняво сглатывал…
— Кто тут? — тихо спросил юноша, мгновенно обсыпаясь холодным потом. — Кто?
— Родимай… голодно…
Юноша испуганно шарахнулся, потому что голос раздался всего в полушаге.
— Родимай…
Белян уткнулся носом в колени и всхлипнул.
— Голодно…
Пленник трясся, поскуливая от ужаса. Вскорости от лежки Охотников послышался недовольный хриплый со сна голос:
— Чего ты там?
Ходящий торопливо пополз на четвереньках поближе к обережникам и подальше от страшного гостя.
— Можно тут лягу? — спросил, трясясь и оглядываясь во тьму.
— Еще чего, — недовольно пробурчала Лесана. — Катись обратно.