Она уставилась на меня, не говоря ни слова, а я-то надеялся, что она поможет заполнить пробелы в памяти. Я прочистил горло.

– Что касается вчерашнего вечера… – я не знал, как подойти к мучившему меня вопросу.

– Так что? – нетерпеливо поторопила она.

Я подошел ближе.

– Лия, я надеюсь, ты понимаешь, что, хоть я и залез к тебе в кибитку, но не собирался спать там, рядом с тобой.

Она по-прежнему ничего не говорила. Иногда я мечтал, чтобы она научилась держать язык за зубами, но сегодня был не тот случай. Я не выдержал.

– Надеюсь, я не позволил себе чего-то такого, что…

– Если бы ты себе что-то позволил, то все еще лежал бы сейчас там, на полу кибитки, но бездыханный. – Лия помолчала. – Большую часть времени ты вел себя как джентльмен, Каден, ну, насколько так может вести себя пьяный дурень, не стоящий на ногах.

Я облегченно вздохнул. Одной заботой меньше.

– Но, может быть, я о чем-то говорил.

– Да, говорил.

– Что-то такое, о чем мне стоило бы узнать?

– Я полагаю, если ты это говорил, значит, и так знаешь, – Лия пожала плечами. – Но успокойся. Ты не выдал никаких венданских секретов, если это тебя тревожит.

Я подошел и взял ее за руку. Она взглянула на меня с удивлением. Я держал ее руку, не сжимая – так, чтобы при желании она могла отнять ее. Но она не отняла руку.

– Каден, пожалуйста, давай…

– Я беспокоюсь не из-за венданских секретов, Лия. Надеюсь, ты и сама это понимаешь.

Она сжала губы, а ее глаза блеснули.

– Я и не поняла, что ты там бормотал. Просто пьяная чепуха.

Я не знал, можно ли ей на самом деле верить. Мне было известно, как самогон развязывает язык, а еще я помнил те слова, которые, сам того не желая, повторял мысленно по тысяче раз на дню – каждый раз, как ее видел. И мне совсем не хотелось, чтобы их узнал кто-то еще.

Она ответила на мой взгляд спокойно и без смущения, только вздернула подбородок, как в минуты, когда что-то напряженно обдумывала. За время нашего путешествия я успел изучить каждый ее жест, каждый взгляд, каждое движение – весь этот язык, которым была сама Лия. Собравшись с остатками сил, я заставил себя выпустить ее руку. Тут же виски пронзила пульсирующая боль, и я застонал.