— Ариш! — в кухню вбежала Хорха и бросилась к печи, засуетилась. — Почему ты на полу? Дыму-то, дыму! У тебя суп сгорел! Ты сама-то не угорела? Принеси пустые ведра! Окно открой! Ты суп помешать забыла!

— Прости, я… — Крошка поднялась, придерживаясь за стену. На глаза навернулись слёзы: опять она всё испортила! От криков Хорхи вздрогнули и зашевелились дети. Отяжелел живот.

— Прости, — всхлипнула Крошка. Открыла окно, вдохнула прохладный воздух. И правда, дымовуха, даже глаза ест. Какая она… Корявая! Ничего толком не может. Даже у окна стоять муторно.

Хорха подняла рычагом котел и большим черпаком начала переливать пригоревшее варево в ведро.

— Ариш, давай быстренько. Сейчас исправим… Проварим с мукой таки, запах уйдет. Я смотрю, ты вместе с кожурой все сварила? — Хорха выловила несколько шкурок от корнеплодов. — Шкурка у батафы тонкая, но твердеет как деревяшка!

— Я не знала, что их надо чистить. Я их первый раз вижу! Прости, я…

— Ничего страшного. Давай за ведрами!

Ариш задержала плач и обхватила затвердевший живот руками, успокаивая малышей. Всё хорошо, маленькие. Все будет хорошо! Если она прямо сейчас не лопнет…

Дошла до прихожей. Ноги одеревенели. Кажется она, как напуганная улитка, сжалась в дрожащую массу внутри панциря своего тела. А панцирь вдруг дал трещину и… Крошка сползла на пол среди обуви и разрыдалась. Толку от нее нет! Суп сварить и то не смогла. Испортила задание… Она — инкубатор, вещь!

Дети не желали успокаиваться. Болезненно изгибались и хотели к ней. Из неё! Стремились наружу, но в тоже самое время словно гладили ее по сердцу любовью и ожиданием. Они единственные хотят быть еще ближе к ней! Только они её и любят.

Крошка не слышала, не видела ничего вокруг. Ушла внутрь, слушала себя и детей. Помогала им, сдерживала и раскрывалась… Как бутон, становящийся цветком, завязью… Яблоком… Нет, малышка, не торопись… Не вместе, по очереди! Братик подождет, сестричка первая…

— Ариш! Почему не позвала?! — острый голос Хорхи проткнул уши, ударил испугом.

Опять? В бездну! Вышвырнула Хорху вон. Все прочь! Она никому не нужна! Ей никто не нужен!

— Арришка, щеночек, пусти меня, я тебе помогу… Пусти меня… Хорха знает, что делать.

Вроаррист… Его добрая уверенность и сила… Неужели он боится за неё? Да, он боится за неё! Его нежность стремилась к ней, к ним… Дети хотят его тоже.

Крошка прислушалась. Да, и Хорха боится за детей и за неё! Крошка убрала блокировку, отпустила арнов. Мгновенно захлопали двери, муж оказался сзади, обнял, заговорил какие-то ласковости. Вокруг бесшумно проскальзывали арны, тоже что-то шептали, приносили, уносили. Хорха касалась ее тела. Иногда мягко поправляла, иногда жестко давила, что-то бесконечное говорила и говорила. Но Крошке не нужно было слышать, она чувствовала — они все вместе. С ней. С маленькими. Крошка не слушала слов. Ушла в детей, но впитывала чувства, делилась с детьми, с мужем. Соединила семью в одно целое.