— А Хэл знает? — проговорила она наконец.

— Что Джон невиновен? Мне неизвестно, откуда он может знать.

— Он в состоянии помочь? Он может повлиять на Крибуса?

— Нисколько, дорогая.

Она кивнула, словно этого и ожидала.

— Тогда не говори ему. Если он не способен помочь, то ради Бога, не говори ему.

— Не скажу.

Она подняла на меня свой строгий взгляд.

— Ты не говори, что болен, когда наступит та ночь. Никто из вас не должен. Вы не можете.

— Да, не можем. Если мы будем там, то по крайней мере сделаем все быстрее. Хоть это в нашей власти. Чтобы не получилось, как с Делакруа. — На секунду, слава Богу недолгую, я увидел, как черная шелковая маска горит на лице Делакруа, открывая спекшиеся сгустки студня, бывшие когда-то глазами.

— У вас нет выхода, да? — Она взяла мою руку, потерла ее о свою мягкую бархатистую щеку.

— Бедный Пол. Бедный парень.

Я ничего не сказал. Никогда раньше, ни потом мне так не хотелось бежать. Просто взять с собой Джен и бежать куда глаза глядят с одной сумкой на двоих.

— Мой бедный парень, — повторила она, а потом произнесла: — Поговори с ним.

— С кем? С Джоном?

— Да. Поговори с ним. Узнай, чего он хочет.

Я обдумал ее слова и кивнул. Она была права. Как всегда.

7

7

Через два дня, восемнадцатого, Билл Додж, Хэнк Биттерман и кто-то еще, не помню, кажется, из временных, — повели Джона Коффи в блок «Д» в душ, а мы отрепетировали за это время его казнь. Мы не дали старому Тут-Туту играть роль Джона, понимая даже без слов, что это непристойно. Вместо Джона был я.