К концу вечера мы все обговорили. В обмен на игру четыре вечера в оборот я получал крошечную комнатку на третьем этаже и уверенность, что если окажусь поблизости, когда все нормальные люди едят, то получу добрую порцию из котла. Следует заметить, что Анкер купил услуги одаренного музыканта за бросовую цену, но я был счастлив и такой сделке. Все лучше, чем возвращаться в гнезда под молчаливые насмешки соседей по комнате.

Потолок моей комнатенки скашивался с двух сторон, отчего она казалась еще меньше. Чуть больше мебели, чем маленький стол, деревянный стул и одинокая полка над ним, и здесь стало бы тесно. Кровать была точно такой же твердой и узкой, как койка в гнездах.

Я поставил потрепанную «Риторику и логику» на полку над столом. Футляр с лютней удобно устроился в углу. Через окно я видел огни Университета, неподвижно висящие в прохладном осеннем воздухе. Наконец-то я был дома.

Оглядываясь назад, я вижу, как мне повезло, что я попал к Анкеру. Да, люди здесь были не так богаты, как в «Лошади и четверке», но они ценили меня так, как никогда не ценили благородные.

И хотя мои апартаменты в «Лошади и четверке» поражали роскошью, крошечная комнатка у Анкера была уютной. Представьте, что мы говорим об обуви. Вам не нужен самый большой размер, какой только можно найти, — вам нужна пара по ноге. Со временем эта комнатка у Анкера стала для меня большим домом, чем любое другое место в мире.

Но в тот момент я кипел от бешенства, что Амброз обошелся мне так дорого. И поэтому когда я сел писать публичное извинительное письмо, оно просто сочилось ядовитой искренностью. Это было произведение искусства. Я покаянно бил себя в грудь, я рвал на себе волосы и скрежетал зубами, оттого что оклеветал собрата-студента. Я не поленился включить в письмо полный текст песни с двумя новыми куплетами и нотную запись мелодии. Затем я мучительно подробно извинился за каждый вульгарный выпад в песне.

Потом я потратил четыре драгоценные йоты на бумагу и чернила и использовал услугу, которую Джаксим задолжал мне за экзаменационный жребий. Один его друг работал в печатной мастерской, и с его помощью мы напечатали больше сотни экземпляров письма.

Затем в ночь накануне осенней четверти мы с Вилом и Симом развесили их на каждой свободной стенке, какую нашли, — по обеим сторонам реки. Симмон приготовил для этого великолепный алхимический клей. Состав мазался, как краска, но, застыв, приобретал стеклянную прозрачность и стальную крепость. Если бы кто-нибудь пожелал сорвать письма, ему бы понадобились молот и долото.