Он покачал головой, уставившись в стол.

— Нет, я не завидую ее жизни. И не сужу ее. — Тирада словно самого его удивила и опустошила. Деоч не поднимал на меня глаз, продолжая говорить: — При всем при этом я помог бы ей, если бы она позволила. — Он поднял взгляд и выдавил досадливую печальную улыбку. — Но она не из тех, кто остается в долгу. Ни на йоту. Даже на волосок. — Он вздохнул и поровну разлил по стаканам остатки вина.

— Ты показал мне ее в новом свете, — честно признался я. — Мне стыдно, что я сам этого не увидел.

— Ну, я-то тебя на голову обогнал, — легко возразил он. — Да и знаком с ней дольше.

— Все равно спасибо. — Я поднял бокал.

Деоч поднял свой:

— За Дианай, — сказал он. — Прекраснейшую.

— За Денну, полную очарования.

— Юную и несгибаемую.

— Яркую и светлую.

— Всегда влекущую и всегда одинокую.

— Такую мудрую и такую глупую, — сказал я. — Такую веселую и такую печальную.

— Боги моих отцов, — благоговейно добавил Деоч. — Храните ее всегда такой: неизменной, непонятной и свободной от беды.

Мы оба выпили и поставили бокалы на стол.

— Позволь, я куплю следующую бутылку, — сказал я. Конечно, это уменьшило бы мой медленно растущий кредит в баре, но мне все больше нравился Деоч, а мысль, что я не могу быть с ним на равных, была слишком горькой.

— Камень, небо и река, — ругнулся он, потирая лицо. — Я не решусь. Еще одна бутылка, и мы будем барахтаться в реке, прежде чем сядет солнце.

Я сделал знак служанке и бодро ответил:

— Ерунда. Надо просто перейти с вина на что-нибудь не такое слезливое.

Возвращаясь в Университет, я не заметил, что за мной идут. Возможно, голова моя была так полна Денной, что на другое места почти не оставалось. А может, я уже так долго вел цивилизованную жизнь, что наработанные за тарбеанские годы рефлексы начали слабеть.