– Это ты замечательно придумала, Хол, – улыбнулась я, – только, знаешь, мне и наверху очень хорошо. А что это за интересные предложения, о которых ты только что упомянула?

– О, они наверняка тебе понравятся, Люси! Значит, так. Воющий Дух в молитвенном доме – раз, загадочный голос, раздающийся из колодца, – два, тисовое дерево, которое гнусавым голосом произносит непонятные фразы, – три. А также странная темная фигура в торговом центре в Стейнсе. Правда, клиент, который нам позвонил, не вполне уверен в том, кого он видел – призрака или монахиню в капюшоне. Так, что там еще… А, да, кровоточащий булыжник, который нашли в каменоломне, Сырые Кости на барже…

Холли продолжала говорить. Локвуд рассеянно слушал ее, время от времени посматривая на меня. Джордж раздобыл откуда-то шариковую ручку и уже заканчивал рисовать на нашей новой скатерти для размышлений карикатуру – явно неприличную, потому что Киппс, посматривая на нее, давился от смеха. Я допила свой чай и мирно откинулась на спинку стула – ни о чем не думая, подставив лицо проникающим на кухню лучам солнечного света. Рядом с моей тарелкой стоял обугленный треснувший череп и пялился в окно своими пустыми глазницами.

Я не солгала Холли, нет. Я действительно была счастлива в своей маленькой спальне на чердаке. Между прочим, только эта комната не подверглась нападению врагов той памятной ночью – они ее просто не заметили, – и поэтому все здесь осталось точно так же, как было. В первые дни после возвращения с Другой Стороны я каждый вечер поднималась сюда, чтобы постоять у окна под низким скошенным потолком и немного побыть наедине со своими мыслями.

Этот вечер не был исключением. На подоконнике лежали последние теплые лучи заходящего солнца. Подоконник я очень давно не протирала, в покрывающем его слое пыли остались круглые следы от стоявшей здесь когда-то призрак-банки. Она у меня почти всегда стояла именно здесь, у окна. Сюда же, на привычное место, я положила и обугленный череп. Его присутствие успокаивало меня. Я знала, что сделала все что могла, и если призрак вихрастого юноши захочет, ему будет куда вернуться. А если не захочет… Ну, не захочет – значит, не захочет.

Итак, я стояла у окна и смотрела вниз на Портленд-Роу.

Небо было серо-розовым, в стеклах домов на противоположной стороне улицы отражалось солнце. В окнах мелькали белые занавески, блестели подвешенные к рамам серебряные обереги от злых духов. На улице играли дети – редкая и радующая глаз картина.

В дверь постучали. Я обернулась, ответила, и в комнату заглянул Локвуд. Он был в новом длинном пальто – значит, собирался выйти из дома – и прижимал к груди пачку бумаг.