Он фыркает:
– Говоришь, как твоя подружка.
В памяти вспыхивает свет: натрий горит, шипя и тая…
– Электра не говорила вслух, – напоминаю я.
От смущения жуки выпирают на щеках:
– Извиняюсь. Я имел в виду… ты знаешь, кого я имел в виду.
Я выскребаю из глаз песок и смотрю через свалку на город. Внушительные линии Лондона проступают в утреннем смоге.
– Неважно. Где Бет? Кажется, мне снилось, что она здесь, она… – мне приснилось, что она меня поцеловала, но я не решаюсь это сказать, не сейчас, когда перед глазами светится воспоминание об Электре.
Гаттергласс немного сжимается. Жуки бегут из-под его манжет:
– Она ушла.
– Что? Пошла домой?
Его голова – футбольный мяч сдувается немного сильнее.
– Она пошла к Святому Павлу, Филиус, – признается он. – Сказала, что попытаться убить Высь.
Что-то холодное скользит по моим ребрам. «Попытаться убить Высь». Какое нагромождение слов вместо простого «самоубийства». Я пытаюсь собрать мысли в кучку:
– Пропал кто-нибудь еще? – вопрос звучит вполне разумно, хотя сейчас мне больше ни до кого нет дела. «Бет ушла».
– Белосветные говорят, что уже несколько часов не видели русского, которого ты нанял. Он вспыхнул к девчонке неожиданной любовью.
– Он взял с собою солдат?
– Нет, пошел один.
Я чувствую вкус яда во рту.
– Они двое?