«Что это? Привет из Горелого Бора? Фантастика! Или это сам граф мне прислал его с «голубем мира»?! – Бывший доктор был потрясен. – Если чудеса на белом свете и бывают, то это, видимо, одно из них!..»

Он глядел на конверт и не верил глазам. За многие годы письмо только чуть пожелтело, но, в общем-то, хорошо сохранилось. Словно специально приберегали, чтобы с попутным ветром доставить на маяк.

Странное это послание всю душу Боголюбову перебаламутило.

Вспомнился Горелый Бор. Граф Чистоплюйцев со своей корреспонденцией турецкому султану и господам запорожцам, которую он исправно относил на голубятню. Образ далёкой родины в памяти и в сердце всколыхнулся. Детство, юность, школа в сосняках, тихий класс и красивая надпись на школьной доске: «Жизнь обещает сказку»… Неужели и впрямь обещала? Когда? Не приснилось ли? И смешно и обидно порой человеку, прошедшему огни и воды, обернуться вдруг и с высоты годов поглядеть на свои наивные надежды и мечты. Редкий счастливчик на земле может воскликнуть: да, свершились и грезы и чаянья!

Но как бы нам ни было горько – ничья судьба не разлетится дымом по ветру. Не случайно и твою звезду зажгли, пускай горит до смертного креста, не сомневайся: огонь её необходим в этой студёной жизни; и на твою звезду глядит с надеждой путник, затерявшийся где-то во мгле.

27

И всё чаще, всё громче бывший доктор повторял свои слова, адресованные когда-то графу Чистоплюйцеву, а сегодня рикошетом бьющие по нему самому. Утрами, бреясь, грустно усмехался в маленькое треснутое зеркальце:

– Граф! А не стыдно ли прятаться где-то в Горелом Бору… или на маяке, – добавлял он с укором, – не стыдно ли прятаться в то самое время, когда России так необходимы ваш ум, ваш талант, ваше горячее сердце?!

Неизвестно, как долго он бы себя уговаривал, если бы однажды к нему на порог волшебным колобком не прикатился… потерянный глобус.

На утренней зорьке Болеслав Николаевич ступил на крыльцо и, увидев глобус, почувствовал головокружение: «Ну и сюрпризики! С ума сойдешь!..»

Хорошо, что это чудо разъяснилось, хотя и не полностью.

На сеновале слышен был могучий храп. Боголюбов осторожно заглянул, поднявшись по лестнице. На старом прелом сене развалился незнакомец. Рядом – планшетка, пистолет-ракетница.

«Летчик, наверное, – догадался Болеслав Николаевич, зная из последних новостей, что лайнер, застигнутый ураганом, упал в беловодской рукотворной пустыне. – Да, угонщик, не иначе. Другой попросился бы на ночлег, а этот боится. Но зачем тогда глобус на крылечко поставил, если прячется от людей? Ладно, проснётся – потолкуем».