Бочкообразный свод оказался холодным и пустым, освещаемым тем самым белоснежным светом, что горел в камерах гришей в тюремном крыле. Ни газовых ламп, ни свечек. Ничего, чем могли бы манипулировать шквальные или инферны.

Девушка прищурилась.

– Где мы?

– В старой Сокровищнице. Хранилище переместили много лет назад. А это здание превратили в лабораторию.

Лабораторию. От этого слова у Нины засосало под ложечкой.

– Зачем?

– Какая вы любопытная маленькая штучка.

«Я почти с тебя ростом», – подумала она.

– Сокровищница имела выгодное расположение на Белом острове и хорошо защищалась, так что выбор был вполне логичным.

Совершенно безобидная фраза, но в животе у Нины образовался комок нервов, словно его сжали в ледяном кулаке, который давил ей на грудь. Она зашагала в ногу с Брумом по сводчатому коридору, мимо гладких белых дверей с небольшими стеклянными окошками.

– Вот мы и пришли, – сказал мужчина, останавливаясь перед дверью, которая с первого взгляда ничем не отличалась от других.

Нина заглянула в окошко. Камера была такой же, как те, что располагались на верхнем этаже тюрьмы, но панель наблюдений находилась на другой стороне – огромное зеркало, занимавшее половину противоположной стены. Внутри она увидела молодого парня в замызганном синем кафтане, который беспокойно мерил шагами камеру, бормотал что-то под нос и расчесывал себе руки. Его глаза были пустыми, волосы – засаленными. Он выглядел, как Нестор перед смертью. «Гриши не болеют», – подумала Нина. Но здесь речь шла о совсем другой болезни.

– Выглядит не очень угрожающе.

Брум встал позади нее. Его дыхание коснулось ее уха, когда он сказал:

– О, поверьте, он очень опасен.

По коже Нины пробежали мурашки, но она заставила себя прижаться к командиру спиной.

– Зачем он здесь?

– Ради будущего.