«Рэймонд Галлант.

Я пережил ужасную трагедию, случившуюся в ночь после нашей встречи. Мой палаццо в Венеции уничтожил пожар, а сам я неописуемо пострадал. Уверяю тебя, что смертные руки не имеют к тем событиям никакого отношения, и если мы еще встретимся, я с готовностью расскажу о случившемся. В действительности мне доставит величайшее удовлетворение во всех подробностях описать вам личность того, кто послал своих приспешников уничтожить меня. В настоящий момент я слишком слаб, чтобы пытаться отомстить как словом, так и делом.

У меня не хватит сил для путешествия в Лорвич, в Восточную Англию, но благодаря силам, о которых я не имею права рассказывать, я обрел приют, подобный тому, что предлагали вы.

Но умоляю вас сообщить, не появилось ли у вас свежих сведений о моей Пандоре. Умоляю, сообщите, не давала ли она о себе знать. Умоляю, сообщите, как связаться с ней письмом. Мариус».

Закончив письмо, я передал его священнику, который немедля надписал почтовый адрес монастыря, сложил лист пергамента и запечатал.

Мы долго сидели, не произнося ни слова.

– Как мне вас найти, – спросил он, – в случае, если прибудет ответ?

– Я сам узнаю, – ответил я, – таким же способом, как вы узнали, что я взял свечи. Простите мне мой проступок. Нужно было пойти в город и купить их прямо в лавке. Но я странник ночи, а ночью все спят. Я слишком часто допускаю оплошности.

– Я уж вижу, – ответил он, – вы обратились ко мне по-немецки, сейчас говорите на латыни – на которой писали письмо. Нет, не сердитесь. Я не прочел ни слова, но понял, что это латынь. Превосходная латынь. На такой латыни сейчас никто не говорит.

– Золота достаточно, чтобы возместить беспокойство? – спросил я и поднялся со скамьи. Время откланяться.