Трус, решил Торн, но промолчал.
Маарет медленно повернула голову, и Торн, все-таки попав в ее поле зрения, увидел ее глаза – человеческие глаза, по-прежнему печальные, с кровавыми прожилками.
– Что я могу дать тебе, Торн, – спросила она, – чтобы вернуть покой твоей душе?
Он покачал головой. Он знаком призвал ее к молчанию – жестом не вызова, но мольбы.
И в наступившей тишине поднялся Мариус, а вслед за ним, по обе стороны – Пандора и Амадео.
– Я долго и мучительно думал, – сказал Мариус, не сводя глаз с Сантино. – Я не могу уничтожить его, если ты запретишь. Я не стану нарушать мир подобными действиями. Я слишком сильно верю в то, что мы должны жить по правилам, иначе мы все погибнем.
– Значит, решено, – ответила Маарет, и от ее знакомого голоса по коже Торна побежали мурашки, – ибо я никогда не дам тебе права уничтожить Сантино. Да, он совершил ужасный поступок и нанес тебе рану – вчера ночью я слышала, как ты описывал Торну свои страдания. Мне грустно было слушать твой рассказ. Но теперь ты уже его не уничтожишь. Я запрещаю. А если ты пойдешь против меня, не останется никого, кто способен сдерживать остальных.
– Так тому и быть, – заключил Мариус. Он бросил яростный взгляд на Сантино. – Должен быть кто-то, способный сдерживать остальных. Но я не могу смириться с тем, что он причинил мне столько зла и остался в живых.
К изумлению Торна, на юном лице Амадео отражалось только замешательство.
А Пандора казалась печальной и обеспокоенной, словно боялась, что Мариус не сдержит слова.
Но Торн знал, что сдержит.
И пока он оценивал черноволосого вампира, Сантино поднялся со скамьи, попятился и в ужасе показал на Торна пальцем. Но Торн оказался быстрее.
Он направил всю свою силу против Сантино, который только и мог, упав на колени, выкрикивать снова и снова «Торн!», пока не взорвалось его тело, пока из каждой клетки не хлынула кровь, а потом из его груди и головы вырвалось пламя, он рухнул, извиваясь, на каменный пол, и огонь поглотил его.
Создательница испустила ужасный вопль скорби, и в комнате появилась ее сестра, осматривая голубыми глазами комнату в поисках виновника страданий Маарет.
Та вскочила на ноги. Она взглянула на образовавшуюся перед ней горстку пепла и слякоти.
Торн поглядел на Мариуса. Он заметил, что на губах Мариуса играет еле уловимая горькая усмешка. Мариус поднял глаза и кивнул.
– Не благодари, – сказал Торн.
Он окинул взглядом рыдающую Маарет и сестру, крепко сжимающую ее в объятиях, молча моля объясниться.
– Вергельд, создательница, – сказал Торн. – Как было принято в мои времена, я потребовал вергельд – расплату за то, что ты лишила меня жизни, превратив в того, кто пьет кровь. Взамен я лишил крови Сантино – заметь, под твоей крышей.