Разумеется, он не удержался от язвительных замечаний, но, в общем, отнесся к поручению благосклонно и даже сказал, что вернется за маленькой Бриттани на грузовичке, отвезет ее, куда она только захочет, и купит все – от супа до орехов.

Итак, со второй задачей Возмужания было покончено. Я приступил к третьей.

Вернувшись домой, принял душ, переоделся в свой лучший костюм от Армани, бледно-фиолетовую рубашку, нацепил счастливый галстук от Версаче и, с пылающим сердцем и туманной головой, отправился повидать свою возлюбленную Мону Мэйфейр, сделав только одну остановку у цветочной лавки на Сент-Чарльз-авеню, чтобы купить ей большой букет маргариток и других весенних цветов. Этот букет казался мне таким свежим, неброским, красивым, и мне хотелось с нежностью передать его прямо ей в руки. Я мечтал о ее мягких поцелуях, пока продавщица оборачивала цветы бумагой, и, когда я вел машину к дому Мэйфейров на углу Честнат-стрит, я уже считал секунды до нашей встречи в два часа.

30

30

Если в тот день кто-то был больше влюблен, чем я, хорошо бы поговорить с этим человеком и услышать доказательства из его или ее собственных уст. Я буквально летал от счастья. Припарковал машину в полуквартале от дома, чтобы меня не заметили злобно настроенные Мэйфейры, а затем с букетом в руке (обертку цветочницы я смял, сделав что-то вроде бумажной манжетки на стеблях) я приблизился к воротам, пройдя вдоль забора под густыми зарослями лагерстремии, сплошь в цвету.

Весь Садовый квартал благоухал цветами, а улицы были абсолютно безлюдны, так что я не встретил ни одного лица, не знающего, что такое любовь.

Что касается Гоблина, когда он появился рядом, я твердо заявил ему, что должен выполнить эту миссию один, что ему нужно сейчас уйти, если он не хочет, чтобы я перестал с ним разговаривать.

"Я люблю тебя, как уже не раз говорил. Дай мне время побыть с Моной", – сурово сказал я.

К моему изумлению, он ласково чмокнул меня несколько раз в щеку и, прошептав "Au revoir", послушно исчез. У меня осталось хорошее послевкусие, щемящее чувство доброжелательности и душевной щедрости, такой же ощутимой, как легкий ветерок.

Разумеется, я надеялся, что Мона будет ждать меня с рюкзаком, чемоданом и паспортом в руке.

Но как только я достиг кованых ворот, ко мне вышел высокий элегантный мужчина, вдребезги разбив мои надежды незаметно удрать с Моной, хотя его живое лицо было полно сострадания.

Он был строен, этот записной франт, с преждевременной сединой в кудрявых волосах и быстрыми острыми глазками. Одет он был подчеркнуто щеголевато, хотя и в старомодный костюм, словно специально скроенный для какой-то драмы девятнадцатого века, но первой или второй половины – не знаю.