— Дурной знак, — сразу сказал Эрли.

— Чужак? — переспросил Микке. — У хутора Викле чужаков отродясь не водилось.

— На то они и чужаки, — вставил Эрли, швыргая супом. — Чтобы их отродясь в наших местах не водилось. Говорю же, дурной знак.

— Глядишь, скоро конец света, — фыркнул Хасл.

— Так и есть. Вчера появился чужак. Сегодня осень пришла. Вывеска сломалась… — охотник ткнул тремя растопыренными пальцами в лицо своим товарищам. — Всё сходится. Сегодня кто-то умрёт, попомните мои слова.

— Да погоди ты, — отмахнулся Микке. — Слушай, Хория, а как чужак выглядел?

— О-о, — протянула служанка, прикрывая рот ладошкой. — Высоченный, весь чёрный, сгорбленный. Голос низкий, говорит, что каркает. На человека не похож даже, так Кераг сказал, он его своими глазами видел.

— Ну, понял теперь?

Даже пессимист Эрли не мог бы ничего возразить: Кераг-лесоруб был редкостным болтуном, да ещё и любил навешать лапши на уши легковерной Хории. После каждой попойки лесорубов служанка с горящими глазами рассказывала про жутких демонов, лесных драконов и зелёных деревянных женщинах, соблазняющих неосторожных путников, заглянувших в чащу за хворостом. Охотники, в лесу, фактически, обитающие, ясное дело, ничего такого не видели. Но лес находился в миле от другой оконечности Бергатта, и Хория, ни разу там не бывавшая, больше верила в небылицы лесоруба, чем правду охотников.

— А что чужак делал на хуторе? — почти скучающе спросил Хасл.

— Пытался купить еды, — пожала плечами Хория. — И пытался выведать дорогу в Бергатт. Его сразу прогнали.

— И он не дышал огнём? — удивился Микке. — Не вонял, как разлагающая корова?

— Ну, может, и дышал, Кераг ничего об этом не говорил. Разве что сказал, чтобы мы тут были поосторожней.

— Удивительно, — хмыкнул говорливый охотник, — я-то думал…

Никто не узнал, что думал Микке. В трактир ворвался Жерев — один из лесорубов, и вид у него был перепуганный.

— Кераг! — взвизгнул он. — Кераг мёртв! Это вчерашний чужак его убил! Нужно… нужно… — лесоруб, задыхаясь, упал на пол, по его перекошенному лицу бежали слёзы.

— Дурной знак, — сказал Эрли, меланхолично допивая пиво. — Дурной.

В этот раз с ним никто спорить не стал.

***