– Где все деревья? – спросила Ноэль.

– Деревья там, – устало ответила Иврена. – Но они больше не выглядят как деревья. – Она отстегнула кинжал и достала промасленную тряпицу. Сафи еле слышно вздохнула.

– Это же не валуны? – она повернулась к Иврене. – Это пни.

– Да, – ответила монахиня. – Мертвые деревья не выдерживают бурь.

Тьма паутиной легла на плечи Ноэль. Пригнула ее к земле.

– Почему… почему они умерли? – спросила она отрывисто.

Иврена выглядела удивленной, она перевела взгляд с Сафи на Ноэль, чтобы убедиться в искренности их вопроса. Увидев, что они серьезны, Иврена нахмурилась.

– Все это побережье было уничтожено в Великую войну, девочки. Карторранские ведуны Земли отравили почву от западной границы и до устья реки Таймец.

Уничтожено. Отравлено.

У Ноэль перехватило дыхание. Сердце превратилось в мрамор… а затем разлетелось на куски.

Уничтожено. Отравлено.

Здесь нет рая. Нет дома. Пальцы Ноэль сжались на Камне боли. Она посмотрела на Сафи: та была бледной, как луна, а ее Нити вибрировали. Ноэль пожала руку Сафи. Подруга ответила тем же.

– Почему тогда, – спросила она Иврену, – в учебниках истории, которые читала Ноэль, Нубревена изображена живой и цветущей?

– Потому что, – ответила Иврена, начиная чистить оружие, – историю пишут победители, а не проигравшие.

– И все-таки, – повысила голос Сафи, – если это было ложью, я должна была догадаться. – Она посмотрела на Ноэль. – Мне следовало догадаться.

– Ах… – Иврена подняла глаза от оружия; ее серебристые волосы развевались на ветру. – Ты поступила, как и все люди: поверила в то, во что хотела верить. – Она снова занялась пятнами крови на оружии. – Вы надеетесь на лучшее, даже если худшее находится прямо перед вашим носом.

– Я… это я виновата, – Ноэль запнулась, сильнее сжав пальцы Сафи. – Я… поверила в эту ложь. Я так хотела свой дом, что… – Ноэль не решилась произнести слова «твоя магия». – Ты поверила мне.

Сафи крепко зажмурилась, а ее пальцы сжимались, пока боль не пересилила камень Ноэль. Она запульсировала в ране, но принесла облегчение. Ноэль была рада ей, так как смогла выпрямиться и разжать челюсти. Ее пристальный взгляд остановился на ясном, сосредоточенном лице Иврены, убравшей кинжал в ножны и взявшейся за нож, которым пользовалась Ноэль, все еще покрытый кровью чудища.

Движения Иврены были четкими и уверенными, и Ноэль поразила внезапная мысль: сколько за свою жизнь эта монахиня почистила оружия. Она была целительницей, но в то же время и бойцом. Эту женщину не просто научили убивать в монастыре – по крайней мере половина ее жизни пришлась на Великую войну.