— Всего лишь то, что я тебя очень люблю! — немного повысив голос объяснил легко и просто Эдвард. Хотя это признание далось ему нелегко. Люблю с того самого момента, как только тебя увидел, а это почти всю свою жизнь…
Орлинка молчала. Она опустила глаз в чашку с кофе и медленно мешала в ней ложкой, завороженно глядя на расходящиеся по черной поверхности аммерикано круги. Ей было приятно это признание, может быть она даже что-то испытавала к Суворову. Она не могла его обидеть и сказать нет. Сердце яростно противилось этому, только лишь холодный рассудок кричал о невозможности сказать в ответ те жес самые слова. Внешне борьба сердце и разума ничем не выделялась в образе девушке, но как же ныло где-то в груди от боли и обиды.
У нее не получалось ни с кем встречаться и завезти хоть какие-то мало-мальски нормальные отношения. Ей казалось, что многие кто за ней ухаживают делают это лишь только ради секса, а то что внутри у нее, на это им наплевать, лишь только Эдвард всегда был рядом, готовый выслушать и помочь, но… Но одиннадцать лет разницы? Как отнесется к этому Виктория с Сашей? Люди, которые дали ей очень многое, которые воспитали ее, которые приняли в свою семью? Скорее всего они будут против, а тогда Орлинка останется одна, совсем одна в этом мире… Хотя почему одна? А Эдвард?
Мысли путались. Неловкое молчание затягивалось. Эдврд не торопил ее. Просто смотрел на всю ту же дорогу и терпеливо ждал каких-то ответных слов. Боже, что же ему сказать! Минуты через три, девушка все-таки собралась с мыслями. Она понимала, что делает очень больно, пожалуй, самому близкому своему человеку, но разум победил в этой неравной битве, и решение было принято.
— Эд, я тебя тоже очень люблю… — Суворов радостно вскинулся, но тут же осекся, ожидая продолжения. — Но… но между нами ничего не может быть! Я тебя люблю, как младшего брата и только. Между нами не только одиннадцать лет разницы, но и времени, пространства, событий…
Она еще что-то говорила, а Суворов сидел будто оглушенный чем-то по голове. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Голова закружилась, а сердце защемило. Он готов был заплакать, как маленький ребенок, закричать будто раненный зверь, услышав отказ, но усилием воли сдержался, сжав зубы, перетерпел.
— И все равно, я тебя люблю… — тихо промолвил он еле слышно.
Орлинка вдруг почувствовала как откуда-то извне в пиццерию вихрем ворвался очень мощный поток энергии. Чужой этому миру энергии. Замигали лампы дневного света в зале и вдруг потухли. Музыка стихла. Посетители заволновались. Персоонал что-то говорил про выбитые переизбытком напряжения пробки, но девушка точно знала, что электросети тут не при чем. Начиналось то чего она боялась больше всего. Лицо, сидящего напротив нее, Эдварда, резко исказилось от непередаваемой боли. Начало расплываться. Орлинка вдруг ощутила, как холодок чужой энергии пробиратеся под теплую куртку и щекочет ее спину. Мурашки пбежали по теплой коже.