С этими словами оно скрылось в туннеле, оставив после себя отвратительные раскаты смеха, от которого все волоски у меня на спине встали дыбом.

16Ч повернулась к толпе:

— Вам что, больше нечего делать?! Решили помочь безумию в его сумасшедших затеях?!

В ответ ей послышалось смущенное бормотание: «Ну да…», «Мы думали…» или «Ловкая маскировка…»

— Зарубите себе на носу: это мой друг, Синий Медведь. Он путешественник. Понятно? Я его пригласила и надеюсь, вы будете обращаться с ним как с гостем.

В гробовой тишине толпа растворилась. Потом они снова, как ни в чем не бывало, принялись рекламировать себя и торговаться друг с другом.

— Оно проделывает этот трюк снова и снова, — рассказывала 16Ч, когда долина плохих идей осталась позади и мы вдвоем вновь шагали пустынным туннелем. — Безумие — самое страшное существо, какое только можно себе представить. Оно шныряет повсюду, стараясь натворить в мозгах как можно больше беспорядка. Оно соединяет нервные окончания и вызывает короткие замыкания. Это настоящий мастер переодевания и интриг, стремящийся к тому, чтобы в мозгах воцарился хаос и там не осталось ни капли рассудка.

— Но это же просто глупо! Ему самому тогда тоже конец.

— Вот именно. И этому есть только одно объяснение. — 16Ч понизила голос и постучала себя пальцем по лбу: — Мне кажется, он не совсем нормальный.

Пещера картографа. Картограф предстал перед нами в форме куба, парившего в воздухе примерно в метре от земли. Он жил в просторной пещере, неподалеку от самой тихой извилины. Жилище его было абсолютно пустым. Я сказал «предстал в форме куба», поскольку картографы постоянно меняют свое обличье, изменяют форму и рисунок поверхности. Когда мы вошли, он был светящимся изнутри кубом, каждая грань которого пестрела абстрактными символами.

Одна его грань напоминала выкройку мужской сорочки, другая — карту погоды, третья — план собора в проекции сверху. Потом картинки на гранях вдруг замерцали и превратились в морскую карту, план транспортной сети и схематическое изображение какой-то галактики.

Он мог мгновенно менять свою форму, становясь то пирамидой, то ромбом, то безупречно гладким шаром, поверхность которого отображала все улицы нашей планеты, до последнего переулка. При этом он постоянно вращался вокруг своей оси, отчего у меня рябило в глазах, и я не мог сконцентрироваться.