Румо и представить не мог, что прямо за красным занавесом его ждет новый жизненный этап, что он вот-вот распрощается со звериным прошлым. Не думал он и о том, как важно войти в амбар именно на двух лапах, ведь прямоходящие цивилизованные вольпертингеры — совсем не то, что дикие. Румо знал одно: войти нужно обязательно. Сердечко у него отчаянно колотилось. Щенок волновался, как перед выходом на сцену, и боялся собственной решимости.

Одноглазые великаны

Что делает актер, когда нервничает перед выходом? Смотрит сквозь щелку, что делается в зале. Осторожно просунув голову между складками занавеса, Румо заглянул в амбар.

Внутри было темно, и после яркого света Румо не сразу сумел что-либо разглядеть. Сперва он различил лишь невнятные силуэты деревянных балок и вязанок соломы. В окна амбара падали широкие косые лучи света. Румо вновь зажмурился, а открыв глаза, понял, что в амбаре творилось не то, чего он ожидал. Добротышки вовсе не набивали мешки соломой. Наоборот: какие-то огромные рогатые одноглазые чудища, покрытые черной шерстью, набивали мешки добротышками.

Сперва Румо это нисколько не смутило. Он привык, что в мире взрослых то и дело происходят странные штуки. Всего пару дней назад кто-то привел на подворье верблюдара — что тут началось! Все забегали, заметались, словно угорелые, а верблюдар ревел несколько часов подряд как сумасшедший. А теперь стоит себе привязанный у кормушки, жует сено, и никому до него дела нет. Вот и великаны не напугали Румо. В хозяйстве у гномов были существа куда более отвратительные. На орнийских болотных свиней и смотреть не захочешь, если не знать, какая вкуснотища получается, стоит снять грубую шкуру — всю в бородавках — и поджарить мясо на вертеле. Но кое-чем эти рогатые отличались от уродливых свиней: глаза у них злобно сверкали. Но этого Румо не заметил, ведь был слишком мал. Щенок пока не знал, что такое зло. Вошел в амбар. Волнение улетучилось, Румо совершенно успокоился. Впервые он обнаружил в себе способность сохранять поразительное хладнокровие в критической ситуации. Сделав шаг вперед, Румо откашлялся, как самый настоящий вольпертингер: дважды надменно фыркнул мокрым носом.

Странно, но на Румо никто не обратил внимания. Великаны продолжали невозмутимо заниматься своим делом — запихивать добротышек в мешки, — а те стонали и хныкали. Румо обиделся. Посмотрите же на меня, я стою на двух лапах, и мне больно!

Вдруг Румо понял: надо бы что-то сказать. Ходить он научился в два счета, значит, и говорить сумеет. Он хотел сказать две вещи, чтобы привлечь внимание. Во-первых: «Я умею ходить!» и во-вторых: «Мне больно!».