Фрифтар перевел дух. Король загорелся идеей.

— Набгау! — каркал Гаунаб. — Набгау из Набогаув! Да, да! Зиве няме к рафукам! Я копринчу гертинперволей! Копринчу! Копринчу!

МУЗЫКА ЖИЗНИ

Йети и вольпертингеры молча двинулись к башне генерала Тиктака, невзирая на суматоху, творившуюся вокруг Театра красивой смерти. Всюду разбросаны куски поверженного фраука и его дурно пахнущие внутренности, беляне и гомункулы спешили на помощь раненым, не обращая внимания на чужаков.

Вот они у черной башни генерала. Румо и Рольфу предстояло тяжелое испытание: унести тело Ралы домой.

Оба молча вошли в башню, пока их сородичи обсуждали обратный путь.

— Она там, наверху, — сказал Румо.

Они поднялись по лестнице в камеру пыток, и Румо отворил дверь, пропуская Рольфа вперед.

Рала стоит посреди камеры, бледная, как призрак. Щеки ввалились, под глазами — темные круги, вся дрожит, едва не падает. Смейк и Колибриль поддерживают ее, доктор щупает пульс.

— Ба-бом, ба-бом, ба-бом! — повторял доктор. — Музыка жизни. Можно слушать бесконечно. Классика.

Рольф бросился навстречу Рале, брат с сестрой обнялись. Румо стоял как вкопанный. Как всегда при виде Ралы, он смутился.

— Ну же, — ухмыльнулся Смейк. — Чего замер, мальчик мой? Чудо жизни! Скромно замечу, что я принял в нем некоторое участие. Как в театре? Все уго?

Румо стоял как громом пораженный.

— Что? — рассеянно переспросил он.

— А, это такая фигура речи, — ответил Смейк. — Я спросил, все ли в порядке.

— Театр разрушен, — прошептал Румо. — Мой народ свободен. Генерал Тиктак мертв.

— Кто такой генерал Тиктак? — спросила Рала.

Все замолчали. Румо и Рала смущенно переглядывались, будто оба очнулись от кошмарного сна. Румо нащупал шкатулку на поясе, но не стал ее доставать.