— Вы откуда знаете, о чем я догадался? — нахмурился я. — Мысли читаете?

— Не я. Кьярра вынужденно приобщилась к вашим рассуждениям в процессе… гм… лечения, а я многое узнал, когда общался с ней. Она совершенно не умеет фильтровать поступающие сведения, — с огорчением сказал он, — а потому получила порядочный информационный шок. Сперва от вас, потом от меня. Словами, как вы понимаете, пересказывать все от первого прадракона было слишком долго.

— Вы могли бы и мне показать. Я уже, в общем-то, привычный.

— Вам так кажется, потому что Кьярра обращалась с вами, как с человеком. Я имею в виду: выдавала свои воспоминания строго дозированными порциями. На это ей соображения хватило — сплошного потока вы бы могли и не перенести. А у меня нет привычки сдерживаться, я с людьми напрямую не общаюсь. Человеческий разум, — Ванеррейн снова усмехнулся, — все-таки слишком слаб и несовершенен.

— То-то вы, такие сильные и совершенные, служите наравне с людьми…

— А что нам оставалось, Рок? — вздохнул он. — Я сказал: мы могли устроить войну на истребление, вывести род людской под корень, но что дальше? Через какое-то время природа взяла бы свое, и теперь разум обрели бы… не знаю, кошки или собаки.

— Или киты, — подсказал я.

— Они и без того более чем разумные, — отмахнулся Ванеррейн. — Собственно, потому и не пытаются выбраться на сушу. Не важно, с ними нам делить нечего. По-моему, у нас даже предки общие. А вот молодая, быстро растущая, развивающаяся и агрессивная цивилизация снова сделалась бы угрозой нашему существованию. Не колдовство, так наука, не наука, так что-нибудь вовсе невообразимое стало бы козырем в игре против нас. И что же — все по кругу? Снова выжженная земля?

— Да, малоприятная перспектива, — пробормотал я. — К тому же, сдается мне, каждый такой раз был бы для вас как первый. Вот только что бегали собачки-кошечки, лаяли-мурчали, жрали друг друга, и вдруг — нате вам, драконов убивают только в путь…

— Верно мыслите. В долгой жизни есть преимущества, а есть и недостатки. К примеру — склонность обесценивать многие события прошлого. Для нас они случились только вчера. Мы бы не переосмыслили их, не учли на будущее и, как говорят люди, наступили на те же грабли, — попросту закончил Ванеррейн и предложил мне еще накорри. Лучше бы выпивку, но фляги у него при себе, похоже, не было. — Вот этого-то и хотелось избежать.

— Худой мир лучше доброй ссоры? — щегольнул и я знанием поговорок.

— Именно. Надо также учитывать, что общество наше было весьма… скажем так, косным. Перемены для нас были чем-то из ряда вон выходящим, а такое отношение к окружающей действительности губительно. Не только для нас, — добавил он справедливости ради. — В итоге мы замкнулись бы в своем не таком уж обширном кругу и окончательно остановились в развитии. Помимо всего прочего, мы не были сплоченным народом, единый лидер если и появлялся, то века назад… А такая разобщенность тем более приводит к известному финалу: мы одичали бы, как семья Фиоры, и вымерли. Думаю, даже без участия внешнего врага — от междоусобиц, невозможности продлить род и так далее.