– Тогда почему вы так поступаете?

– Потому что я распознал кое-какие признаки. Однажды я их уже проигнорировал, и это закончилось катастрофой.

– Не понимаю, вы задумывали это с самого начала?

– Нет. До вчерашнего утреннего урока я был уверен в том, что ты чародейка. – Магистр покачал головой. – Ты потеряла контроль над эмоциями, и твоя сила чуть нас не уничтожила. Только колдуны манипулируют своими способностями подобным образом. – Судя по всему, Микельмас недооценил знания чародеев о нас. – После твоего нападения на Джулиана я поехал к Пейлхуку. Он хотел со мной поговорить. Он разыскал Микельмаса и заставил рассказать нам о тебе и твоем отце.

Конечно, Пейлхук «разыскал» Микельмаса. Без сомнений, все это время он прекрасно знал, где жил колдун. Возможно, его люди узнали меня, когда пытались похитить Рука.

– И какие же признаки вы распознали? Когда?

– Гвендолин. Если бы я прислушался к знакам, она бы не находилась сейчас в таком ужасном месте.

– Вы говорите так, будто ваша дочь жива.

К моему удивлению, Агриппа сказал:

– Она жива.

– Она умерла от скарлатины. Все это знают.

– Все знают только то, что я им сказал. – Агриппа подошел к двери и прислонился к решетке, глядя в коридор. – Гвен была самой умной, самой талантливой девочкой. С момента ее крещения я знал, что она – чудо. Господь тому свидетель, я во всем ей потворствовал. После того как мы нашли гобелен, я считал ее избранной. Но к ней взывали Древние. Я не знал, как и почему, но для нее это притяжение было непреодолимым. Я заметил ее дурное настроение, угрюмость, повышенный интерес к ним. Откуда они взялись? Почему? Чего они от нас хотят? Дочь становилась жестокой и решительной, и она читала все книги о Древних, какие только могла найти. Гвен использовала свою силу, чтобы разрушать. Делать людям больно. Она часто мне жаловалась на кошмарные сны.

– Сны? – Я выпрямилась. – Какие сны?

– Сны о тумане. По крайней мере, так Гвен мне сказала.

Сны о тумане, конечно! Сны о Бескожем человеке, который, скорее всего, пришел к ней с предложением.

– Дошло до того, что мне пришлось запереть ее в комнате. Однажды ночью Гвен исчезла. Всю неделю я боялся худшего. Обыскал каждый уголок Лондона, пока не настал день, когда она появилась на пороге моего дома. Вид у нее был болезненный, и я уложил ее в кровать. Позже той же ночью я услышал шум – я патрулировал коридор, чтобы убедиться в том, что она больше не сбежит, – и вошел в ее комнату. Она была наполнена адским светом, и в углах шептали голоса. Язык, на котором они говорили, не был человеческим. Гвен стояла ко мне спиной и смотрела в окно. Зеркало задрожало, расчески и кисточки посыпались с ее столика. Она повернулась ко мне, протянула руки и сказала: «Теперь я вижу, папочка. Теперь я все хорошо вижу». В руке она держала глаза. Моя дочь вырвала их из собственных глазниц. По ее щекам, словно слезы, стекала кровь. А смех… – Агриппа замолчал на несколько секунд, прочистил горло и продолжил: – В тот миг у окна раздался какой-то звук. В него стучало копытами гигантское черное существо, похожее на оленя. Я потерял сознание. Когда очнулся, окно было открыто, а Гвен испарилась.