– Кто здесь? – прошептал тоненький голосок.

У задней стенки подвала сидел светловолосый мальчишка, прячась среди мешков с картошкой. Он завернулся в старую рубашку, волосы увлажнились от пота, а черные глаза лихорадочно блестели.

– Как тебя зовут? – Я опустила свечку, убрала прядь за ухо и присела перед мальчуганом.

– Не знаю.

– Но у тебя должно быть хоть какое-то предположение.

– Я ничего не помню. – Ребенок покачал головой и потер левую руку, дрожа от боли.

– Я Нетти Хоуэл. Говорят, у тебя много шрамов. Можно на них посмотреть?

Мальчик потянул за рукава и воротник рубашки, открывая передо мной жуткие пульсирующие язвы. Мистер Колгринд говорил, что девочки не должны интересоваться таким уродством, но я не смогла подавить любопытство. Что-то шевельнулось в углу комнаты, и мальчик взвизгнул.

– Не бойся. Это, наверное, мышка или грач[10]. Они постоянно сюда залазят. Я тебе кое-что принесла.

– Что? – Мальчуган обвил колени руками.

Мне стало его жаль, и я протянула небольшую чашечку.

– Мисс Моррис заверяла, что это помогает от лихорадки. Здесь черный перец, горчичное зерно и мята. Мистер Колгринд сказал, что мисс Моррис должна позволить Богу поступать так, как Ему угодно. Но я прокралась на кухню, чтобы принести это тебе.

Гордясь собой, как только может восьмилетний ребенок, я отдала чашечку мальчику и заставила его проглотить смесь, несмотря на ее горький вкус. Ребенок вздохнул с облегчением, и мрак вокруг нас будто рассеялся. Когда мальчик открыл глаза, я увидела, что ошиблась. Его глаза были не черными, а голубыми.

– Спасибо, мисс Хоуэл.

– Не нужно так меня называть. Просто Нетти. – Я закачалась на пятках и окинула его изучающим взглядом. – Ты уверен, что не помнишь свое имя?

– Нет. Может, ты могла бы дать мне новое, Нетти?

Мы болтали целых два часа, пытаясь придумать достойное имя. Я настаивала на Эдгаре, Фицуильяме или Навуходоносоре. Мальчишке они не пришлись по душе. Но я оставалась с ним в темноте до тех пор, пока его лихорадка не прошла.

* * *

Я стояла во мраке и прислушивалась к своему хриплому дыханию. Я жива. Пока что. Я часто заморгала, чтобы избавиться от воспоминаний. Корозот так умело создавал иллюзии, что, судя по всему, оказавшиеся его жертвами могли полностью воссоздать какую-то ситуацию из прошлого. Бог его знает, почему мне вспомнилось именно знакомство с Руком. Возможно, это было не более чем случайностью. Или же Корозот чувствовал, какие воспоминания были мне дороже всего.

Мое сердце заколотилось. Рук не мог умереть.