Стоим. Шея, кстати, побаливает, потому как голову запрокидывать приходится, но и что сейчас делать, не знаю. А потом приходит странное и даже немного пугающее ощущение, что чем больше на него смотрю, тем больше смотреть хочется…

— Та-а-ак, о чем мы там говорили? — чувствуя, что мысли снова берут загул, торопливо спрашиваю я.

— О праве сильнейшего, — хмуро ответил кто-то, у кого тоже опять дыхание меняется.

— А-а, — глубокомысленно изрекаю, — ты это про свои перекачанные трицепсы?

Резко выдохнул, явно возвращаясь в состояние повышенной раздражительности, затем как припечатал:

— Запомни, женщина, мои перекачанные трицепсы дают мне одно неоспоримое право — право сильнейшего! И пользуясь своим правом воина, ставлю тебя в известность, что Властью меча ты моя!

И так он это сказал! С чувством, с толком, с расстановкой. Как будто клятву произнес. Я даже заслушалась, а потом задумалась и выдала:

— Хорошо сказано. Но где-то я это уже слышала.

— Что? — мгновенно и как-то угрожающе вопросили.

Я нахмурилась, вспомнила и честно ответила:

— Какой-то воин мне уже это говорил. Да, точно, причем те же самые слова.

Блондинистое право левого трицепса резко выдохнул, схватил меня за плечи, поднял до уровня своего лица и произнес:

— Имя.

— Чье? — не сообразила я.

— Его.

— Я что, всех придурков по именам запоминать должна?

— Ты!

У меня от его рыка все тело задрожало, но страха почему-то совсем не было. Наоборот — восторг какой-то. И в ту же секунду воин вновь опустил меня и даже отошел на шаг… гормоны всего мира, объединяйтесь, называется…

Внезапно завибрировал мой сейр. И это заставило вспомнить, что вот конкретно этот индивид чрезмерно привлекательной наружности — не центр моей вселенной… а жаль. Далее решено было использовать отвлекающий маневр:

— Слушай, воин, — я судорожно вздохнула, пытаясь не смотреть на него больше, — а зверюга твоя где? А то Снежная смерть — он три дня не кормленный…