Мне детская присыпка напомнила о ванне. Наверное, мама купала меня в ванне – больше некому, здесь только душ. Я вспомнил пену, под которой я прятался, как пузырьки щекотали кожу. Вспомнил, как налепил пузыри на подбородок, будто у меня борода, как у дедушки. И мама смеялась. Я вспомнил, как она заворачивала меня в огромное полотенце, словно младенца, и относила к себе в постель. Вспомнил, как я лягался, и вопил, и прикидывался, будто мне это не нравится, а на самом деле я был счастлив. И мне наливали какао, пока мама сушила мне волосы.

Мне было пять лет. Три года прошло. Но я все помню. Они говорят, что она была плохой матерью. Не годилась. И папа тоже. Они говорят, меня забрали у них для моего же блага, что мама и папа рады были меня отдать, но в это я не верю. Я помню, как они плакали, когда меня забирали. Мама плакала, кричала. Если она плохая, как они говорят, почему же я обрадовался, когда миссис Хэррис надушилась теми же духами? Я никогда ей не скажу, что у нее духи, как у мамы. Почему у меня живот сводит, стоит подумать о них?

В одном учителя правы: запахи подсказывают, они помогают вспоминать, и теперь я не могу остановиться. Они сами сделали так, что я начал, это не моя вина. Я не такой дурак, как другие, я не расскажу им, что я вспомнил. Настоящее не стану говорить. Потому что я не хочу, чтобы это у меня отняли.