Да таким я и был.

Суккуб намеревалась погубить мою душу, а вместо этого усилила талант сиятельного до такой меры, что он сумел превозмочь саму смерть! Одной только силы мысли оказалось достаточно, чтобы поддержать жизнь в лишенном сердца теле.

Я мыслю, значит, существую? Воистину так!

Но что дальше? Зашить дыру в груди и оставаться нежитью?

Хочу я для себя такой судьбы?

В изнеможении я опустился на стул; лепрекон подступил и неожиданно хлесткой пощечиной оборвал затянувшуюся истерику.

– Ты не помнишь? – спросил он. – Драть! Ты и в самом деле ничего не помнишь?

– Не помню чего? – спросил я, глядя на него сверху вниз. Потом прикоснулся к разбитой губе, но крови не было. Да и откуда кровь у мертвеца?

– Всего! – зло выкрикнул беловолосый коротышка. – Не помнишь, да?

– Не помню!

– Драть! – выругался лепрекон. – Драть! Драть! Драть!

Он вдруг сдернул с себя обтрепанный зеленый камзол и остался в штанах и манишке; жилистое тело покрывали копии моих татуировок, только зеркально отраженных и выжженных каленым железом.

Это удивило и напугало, но куда больше напугал вытащенный коротышкой из-за пояса кухонный нож.

– Хочешь вспомнить? – спросил лепрекон, резким движением протягивая клинок через стиснувшую его ладошку. Хлынула алая кровь, и альбинос протянул нож мне. – Левую! – потребовал он. – Только левую!

Левую? Руку, на которую не успели набить ни одной татуировки?

Я не колебался ни секунды, принял нож и вспорол лезвием белую как мел кожу. Я ожидал бескровного разреза, но ладонь моментально наполнилась черной кровью, а от запястья до локтя и выше, прямиком туда, где должно быть сердце, протянулась мучительная боль.

Дальше лепрекон все сделал сам, он стиснул мою ладонь своей, словно в варварском ритуале кровного братства, и прохрипел:

– Ну теперь-то вспомнил, болван?

Татуировки на его коже вдруг налились сиянием, в следующий миг огонь перекинулся и на меня, но прежде чем сознание пожрало безжалостное пламя, я успел ответить:

– Вспомнил!