Я добежал до давешней полянки, где оставил свое снаряжение. Зорька спрыгнула с меня (пригрелась на шее, даже сползать не хотела), размяла спину, как будто работала в наклонку (всю растряс, гад!), костерок прогорел и погас и я занялся его разведением, проверяя недоварившуюся похлебку, куда успела нападать мошкара и насекомые. Пришлось варево вылить и заправить по новой, потому что мне надо отдохнуть и до рассвета мы не двинемся с места, так что оборота три-четыре у меня есть — допрос вели ночью, как только меня притащили, да еще и этот доктор позабавил, который пытался уколоть меня иглою. В каменную-то руку. Делать свою кожу очень плотной, плотнее, чем она и так была меня научил тот же Шептун. Обратись в камень, говорил он, представь, что ты скала, основа горы, сплав авидиума и вига и ничто не может тебя сломать и раскрошить. Дожди не вымоют и песчинки из твоего тела, жара не даст ему растрескаться, а стужа замерзнуть. А потом бил со всего размаха здоровенной палкой прямо по макушке. Стоит сказать, что его бразильская система не просто дала всходы — она очень быстро научила меня делать все правильно. Но это была работа со своим собственным телом и окружающими предметами, так что все это давалось мне довольно легко, тогда как Зорька работала с разумами и подсознательно анализировала поступающую информацию, что мне было недоступно и я скрипел своими мозгами на том уровне своей памяти, которую сохранил еще с прошлой жизни.
Я положил девчонку возле дерева, прислонив ее к стволу и поправив маску, которая чуть съехала на бок. Сравнил свою лапищу с ее ладошкой. Зорька подошла и встала рядом.
— Ты раньше был таким же? — спросила она.
— Внешне похожим. — Кивнул я. — Только тело было худощавым и тренированным.
— Я знаю, кем ты был. Здесь ты нечто иное.
— Там я защищал интересы своей страны, здесь — интересы своего народа.
— А что для тебя ТВОЙ народ. — Она выделила это слово. Мы часто разговаривали вслух, чтобы не сбиваться на мыслеречь. Потом отвыкаешь.
— Мой народ — это ты, мама, брат, сестра, твои сестры и их мужья настоящие и будущие, мои собратья и друзья, знакомые и простые работяги. — Я посмотрел ей в глаза. — Или ты думала, что я переметнусь на сторону людей?
— Я не думала. — Она провела ладонью по моей щеке. — Я знала, что этого не будет.
Ее нос приблизился к моему, коснулся чуть-чуть, дыхание обдало клыки и нижнюю губу. Хороша, чертовка, но нельзя. Блин, как же мне хреново!
— Мне тоже. — С придыханием сказала она и отстранилась. — Все же механическое удовлетворение плоти не принесет той радости.