Светлый фон

Его лицо не менялось. Казалось, что у него вообще нет эмоций — пустое, неизменное выражение лица. Будто для Маркуса всё это не представляло вообще никакого интереса.

Он посмотрел на меня, а затем на химер вокруг. Перевёл взгляд на застывшего Августа и уже освободившегося Лоуренса, взглянул на разрушения, что остались после нашей битвы. Взглянул на этот… ад, что мы устроили.

И затем он просто обречённо вздохнул:

— Сука, млять, — он покачал головой и задрал ногу.

И… о боги, как же повезло, что я додумался телепортироваться на крышу.

Маркус бьёт ногой об асфальт, и оттуда моментально вырывается поток тёмной смоляной жидкости.

Начавшись с обычного ручейка, он быстро перетёк в неумолимую реку, сносящую не то что машины, а вкопанные в землю столбы и края зданий. Секунда, две, три, и вот уже обычный поток жидкой темноты превратился во всепожирающее цунами. Шумящее, уничтожающее уже не просто декоративные колонны зданий, а норовящее снести их с основанием.

Настоящее бедствие от одного лишь удара ногой.

Но самое ужасное происходило тогда, когда оно касалось живых существ.

Стоило жидкости войти в контакт с химерой, коснуться хоть края стопы, как Бездна моментально окутывала существо, сваливая наземь и утопая в идущей волне.

Жидкость пробиралась через глаза, рот, уши. Оно высушивало всю энергию существа, превращало его в серую, истощённую мумию, не то что человека не напоминавшую, но и даже прежнюю химеру.

И я слышал стоны. Будто… плачь мертвых. Загробные завывания в тех местах, где Бездна пожирала очередное существо.

Они пытались спастись. Убегали, отпрыгивали, боролись даже в Бездне, но… это не помогало.

Все они умирали.

Вообще все.

Одно движение, один удар ногой о землю, и Маркус вот-вот избавится от сотни химер.

«Твою мать…»

Уверен, меня бы не постигла эта участь. Но даже так… уже просто видеть воздействие Бездны, когда она пожирает сущность человека и имитирует его отчаянный вой, когда пытается скопировать личность…

Это реально пугает.

Таков Маркус Рейвиль. И одним лишь ударом ноги о землю он показал, почему его все так боятся.