– Хватит! – сказал Виктор. Перед его мысленным взором переключатель повернулся. Эли завопил. – Ты не ангел мщения, Эли, – сказал он. – У тебя нет благословения, божественности или креста. Ты – научный эксперимент.
Виктор выдернул нож, и Эли осел на одно колено.
– Ты не понимаешь! – прохрипел Эли. – Никто не понимает!
– Когда никто не понимает, это обычно ясно говорит о том, что ошибаешься именно ты.
Эли пытался удержаться на коленях, хватаясь за самодельный стол, а тем временем его тело заживало.
Взгляд Виктора скользнул к нему, зацепившись за ряд ножей. Точно таких же, как тогда.
– Да у тебя ностальгия!
Он поставил ногу на стол и опрокинул его, рассыпая оружие по бетону. Труп пса, как он заметил, исчез.
– Меня нельзя убить, Виктор, – сказал Эли. – Ты ведь знаешь.
Улыбаясь еще шире, Виктор воткнул нож Эли между ребер.
– Знаю, – громко согласился он. Пришлось повысить голос, чтобы перекричать вопли. – Но ты уж не обижайся. Я так долго ждал возможности попытаться.
* * *
Спустя мгновение Доминик появился снова, наполовину неся, наполовину волоча очень крупного и очень мертвого пса. Тяжело дыша, он рухнул на землю рядом с трупом. Сидни подбежала к ним, поблагодарила его и попросила отодвинуться. Доминик отстранился, глядя, как она ласково гладит бок пса, чуть прикасаясь к ране. Ее кожа стала темно-красной – и она нахмурилась.
– Я же тебе сказал, – выдавил он. – Мне очень жаль.
– Ш-ш! – шикнула она и прижала обе руки с растопыренными пальцами к груди пса. Судорожно вздохнув, она почувствовала, как по рукам струится холод. – Ну же! – прошептала она. – Давай, Дол!
Ничего не происходило. У нее оборвалось сердце. Сидни Кларк давала второй шанс. Вот только у пса этот шанс уже был. Она один раз его исправила, но сомневалась, что у нее получится снова. Она нажала сильнее, чувствуя, как холод что-то у нее забирает.
Пес продолжал лежать, такой же мертвый и неподвижный, как доски на стройке.
Она содрогнулась, понимая, что это не должно было идти с таким трудом, и потянулась не руками, а чем-то другим, словно могла найти внутри искру тепла и разжечь ее. Сидни проникала под шерсть, кожу и неподвижность, и ладони у нее болели, и дыхание перехватило… но она продолжала тянуться.
А потом ощутила