Ример кивнул. Он чувствовал, как напряглись челюсти. Ради этого он и пришёл. Он должен заплатить цену. Эйрик подошёл ближе и заполнил собой всё поле зрения.

— Большинство из этих ошибок было совершено ещё до твоего рождения, мальчик.

Ример заморгал, как будто только что очнулся ото сна, и посмотрел на хёвдинга. У него закружилась голова. Он должен ответить, но что он может сказать? Ример вырос в Эйсвальдре. Он был частью проблемы. Он не ссорился, а просто ушёл от них — сбежал к Колкаггам, и всё стало ещё хуже, потому что он превратился в оружие системы, которую презирал. Ример совершил ошибку. Много ошибок.

Но Эйрик продолжал говорить, как будто ничто из этого не имело значения.

— Одна знакомая мудрая женщина сказала как-то, что опасно собирать чужие ошибки. Очень скоро их становится слишком много. А хуже всего, если ты начнёшь относиться к ним, как к своим собственным.

— Ты сам совершаешь ошибку, если думаешь, что моя единственная вина в том, что я родился в Эйсвальдре.

— Пошли, — ответил Эйрик.

Он направлялся к ледяной стене между горными вершинами. Она была высотой в несколько имлингских ростов и сияла сине-белым над их головами. Эйрик свернул в трещину во льду, достаточно широкую, чтобы вместить его. Ример шёл следом. Казалось, они идут по дну моря. От ледника доносился приглушённый треск. Здесь всё зависит от настроения льда. Если он решит сдвинуться, их обоих сомнёт насмерть. Ример увидел своё волнистое отражение на поверхности. Оно было похоже на призрак. Трещина расширилась и превратилась в пещеру. На возвышении изо льда в глубине пещеры лежало какое-то существо. Оно спало. Или было мёртвым?

Ример подошёл ближе. Что-то не так — он чувствовал это низом живота. Нарастающее беспокойство. Он знал, на что смотрит. Он никогда их не видел и никогда не слышал ни о ком, кто видел их. Но он уверенно узнал того, на кого смотрел, как будто это обычная собака.

Перед ним был один из слепых.

Рука Римера непроизвольно рванулась к бедру, но он не мог выхватить меч, которого у него не было. Слепой не шевелился. Он — а сомнений в том, что это был мужчина, не было никаких — лежал на спине, руки вдоль тела. Кожа — белая, как кость. На животе — лиловая рана. Казалось, все краски болезненно искажены светом, который отбрасывал ледник. Или нет?

Ример шёл к существу, словно пребывая в трансе. Строение его тела было таким же, как у Римера. Руки. Грудь. Те же мышцы выступали на тех же местах, что и у него, и, казалось, были созданы для той же работы. Он не знал почему, но он ожидал увидеть нечто совершенно иное. Но имелись небольшие отличия, от которых кровь стыла у Римера в венах.