– Она никогда мне не говорила, Ваше Величество.

– Но предположения у вас есть?

Торн пожал плечами:

– Она страшится смерти, перехода в небытие. Я нередко замечал это в ней, хотя она отчаянно это скрывала. Возможно, ваши побрякушки могут помочь.

Перед глазами Келси тут же возник Кибб, лежащий на смертном одре, истекая потом. Она подумала о предложении Роу Финна, о способе уничтожить Красную Королеву. Булава говорил, уже многие годы никто даже не покушался на нее – все считали, что убить ее невозможно. Неужели Красная Королева все-таки уязвима? Но даже если Роу Финн знает про эту уязвимость, что толку теперь Келси в его знании? Между Новым Лондоном и Демином стоит армия из, по меньшей мере, пятнадцати тысяч солдат.

– Это всего лишь догадка, Ваше Величество, – продолжил Торн. – В Мортмине ее называют un maniaque. Мы бы сказали «безумец, помешанный на желании все контролировать». Вы и ваши сапфиры очень непостоянные переменные, а Красная Королева – не та женщина, которую такая изменчивость устраивает.

Келси воззрилась на него, завороженная и чувствующая отвращение одновременно.

– Вы спали с нею, Арлен?

– Она хотела этого. Она спит с мужчиной, а потом начинает считать его предметом своей коллекции. Но я ни в чьей коллекции состоять не собираюсь.

Торн встал и потянулся. Его длинные руки чуть не доставали до верха клетки.

– Зачем откладывать мою казнь до воскресенья, Ваше Величество? Я устал ждать, и особенно устал от общества Элстона. Почему бы не сделать это прямо сейчас?

– Потому что даже в смерти, Арлен, вы будете полезны. Ваша казнь станет общественным событием, весть о ней дойдет до самых удаленных уголков королевства. Народ жаждет этой казни, и я дам ему то, что он хочет.

– Ах, смерть на миру… Мудрый ход, признаю.

– Вы не боитесь смерти?

Торн пожал плечами.

– Вы играете в шахматы, Ваше Величество?

– Да, но не очень хорошо.

– А я играл много, и хорошо играл. Проигрывал нечасто, но доводилось. И в игре всегда есть момент, когда ты понимаешь, что противник тебя обставил, что мат в четырех, или десяти, или двенадцати ходах. Одна школа мыслителей утверждает, что и в этих условиях ты должен показать лучший эндшпиль, на какой только способен, что должен сражаться до конца. Но я никогда не видел в этом смысла. Я просчитал на много ходов вперед и увидел мат, едва ваши люди схватили мою Бренну. Все ходы после этого были лишь бессмысленной возней пешек.

– Кто для вас Бренна? – спросила Келси. – Почему она так много для вас значит, когда все остальные не значат ничего?