Кроме кузнецов – а они сейчас в основном ковали кадильницы, а не оружие, – были еще рыбаки, водоносы, огородники. Строились и конопатились шлюпы, плелись сети. В плодородную землю бросили семена поздних культур – в надежде, что урожай успеет созреть. Хотя угроза голода не отступила: ведь весь прошедший год войска императора разоряли пашни и жгли амбары с зерном. Впрочем, едоков сейчас тоже стало меньше – вот уж воистину нет худа без добра.

Остальные занимались городом. Землю покрывал толстый слой пепла и обгоревших костей – здесь было не на что рассчитывать. Скоро придут строители, но сейчас требовалось расчистить участки, разобрать развалины, снять и убрать перекрученные железные балки, из которых раньше была собрана черная клетка Лораменди. Этой работой могли заниматься только гиганты, и еще вопрос, что потом делать с таким количеством металла, даже если удастся его собрать и сложить. Некоторые полагали, что новый город следует накрыть защитным куполом, как и прежний; Кэроу понимала, что химеры еще не скоро перестанут опасаться открытого неба, однако надеялась, что когда придет время принимать решение, что-то в их отношении изменится.

Придет день, и Лораменди возродится – еще лучше, чем прежде.

– Добудьте нам архитектора, – полушутя сказала она Мику и Зузане, которые отправились на Землю, оседлав бурелова по имени Самурай.

В первую очередь это была экспедиция за зубами, во вторую – за шоколадом. А еще – посмотреть, как родной мир пережил визит Иаила. Кэроу скучала по друзьям. Без подначек Зузаны она погружалась в жалость к себе и горечь. Хотя вокруг постоянно кто-то крутился – не сравнить с тем одиночеством, которое она испытывала в самом начале мятежа, когда Волк развязал террор и она без перерывов и отдыха перекраивала тела солдат, – теперешнее одиночество Кэроу было наподобие пелены тумана: ни солнца, ни ясного неба над головой, только непрерывная, глухая, глубокая тоска.

Хотя… были еще сны.

По утрам, просыпаясь от звона молота о наковальню, она чуть не за шиворот вытаскивала себя в реальность из мира грез. Во сне она попадала внутрь золотистой чудесной сферы. Оттуда реальность виделась и отображалась нечетко: так глаза, наполненные слезами, воспринимают окружающий мир. Она смутно ощущала рядом присутствие Акивы – вернее, не самого Акивы, а аромат его души. Будто рядом находится раскрытая кадильница. И хотя ей никогда не доводилось напрягать чувства, разыскивая его вылетевшую из тела душу – слава богам, он ни разу не умирал, – Кэроу испытывала ее ласковое прикосновение, будто стояла на теплом солнышке. Тепло и свет; ощущение присутствия Акивы, их руки, прижатые к сердцу друг друга.