Во-вторых, у меня все еще есть голова. И это, в-третьих, не настолько хорошая новость, как кажется. Потому что – и это уже в-четвертых – судя по ощущениям, голова моя с какого-то перепугу приняла форму куба. И, в-пятых, углы этого чертова куба зачем-то болят.

В-шестых, голова у меня по-прежнему только одна. Новых спьяну не отрастил. Уже неплохо. Всего одну больную башку вполне можно как-то перетерпеть.

В седьмых, если верить заоконному пейзажу, теперь мой дом почему-то стоит не на Аукштайчю, как в последние годы, а на улице Жвиргждино. Не то чтобы так уж далеко от прежнего места, но все-таки на другом берегу Вильняле, аж за Бернардинским кладбищем. Ничего себе перемены. Что творится? Или поставим вопрос иначе: что я успел натворить?

Зато в-восьмых – и это отличная новость, – Нёхиси тоже здесь.

– На самом деле совсем неплохое место, – говорит он. – Соседи, конечно, все равно есть, ну а куда от них денешься, город – не хутор. А вокруг – прорва диких яблонь и горькой степной травы… – как ее, черт? – а, точно, полыни! Ты ее очень любишь, я помню. Вечно украдкой срываешь и растираешь в руках.

Нёхиси сидит на подоконнике, залитом горячим солнечным светом, и пребывает в таком прекрасном настроении, будто за окном минус десять по Цельсию. И снежная буря. Ну или хотя бы град величиной с куриное яйцо. Мистика какая-то, честное слово. Почище внезапной смены моего места жительства.

Впрочем, с домом-то как раз все понятно: просто я спьяну куда-то не туда вчера забрел, уснул, где упал, в бурьянах, а дом, конечно, повздыхал, поскрипел половицами, снялся с места и пошел меня выручать. В смысле заботливо окружать своим деревянным телом. И Нёхиси так веселился, заранее представляя, как я всполошусь поутру, что не стал ничего исправлять. Всемогущий-то он всемогущий, но лентяй почище меня.

– Одного не понимаю, – говорю я, осторожно спуская ноги с кровати, – откуда у меня вдруг взялся настоящий человеческий организм, способный страдать с похмелья? Твоя работа? Спасибо, конечно, но я не настолько сентиментален, чтобы оценить этот дар.

– За кого ты меня принимаешь? – удивляется Нёхиси. – Я совсем не любитель делать такие сомнительные подарки. Думаю, это просто побочный эффект. Естественное следствие чересчур затянувшейся ночи, помноженное на целых две выпитых бездны.

– Две? Одна, допустим, была в твоей фляге, но откуда вдруг взялась вторая?

– Как – откуда? Из Тониного стакана. Он гостеприимный хозяин, предложить тебе меньше, чем бездну ему бы и в голову не пришло.

– Ох.

Некоторое время я просто держусь за голову и произношу разные слова, которые, будь они заклинаниями, могли бы привести к стремительному перенаселению этой прекрасной планеты. А так просто помогают отвести душу. И заодно насмешить Нёхиси. Он любит слушать, как я ругаюсь, для него это что-то вроде весеннего пения птиц.