Плечи Ривер поникли.

– Ты прав. Прости. Я вовсе не хотела язвить про Эхо. Она прекрасна, и я люблю ее так же, как люблю маму.

– Тогда про кого ты хотела съязвить?

На его вопрос она ответила двумя.

– Клэйтон, ты мог бы сказать, что Эхо – продолжение моей матери? Что мама – отражение достоинств Эхо?

Он ответил не задумываясь:

– Да. И любой в нашем табуне и в других скажет тебе то же самое.

– Я тоже так думаю. Но я боюсь, что про меня такого не скажешь.

– Чего именно?

– Что я – отражение ее достоинств. – Она посмотрела ему в глаза. – Я не хочу подвести маму и Табун.

– Ты их не подведешь. Ты не можешь их подвести. Или за те шесть месяцев, что мы не виделись, ты настолько изменилась? – Он вопросительно изогнул бровь.

Ривер ощетинилась.

– Я – это я.

– Тогда ты прирожденная Всадница – лучшая из всех, кого я знаю. И не забивай себе голову тем, что говорят люди. Ты ведь знаешь, что жеребята чувствуют тревогу. Просто будь собой – и будь готова принять любую лошадь, которая подойдет к тебе сегодня, только и всего.

– «Только и всего»? – Ривер закатила глаза.

– Ну, почти. Если тебя выберут, на тебя лягут ожидания Табуна, особенно если это будет кобыла. А если не выберут, на тебя все равно лягут ожидания Табуна, потому что всех будут мучить мысли о том, кто тогда станет Всадницей следующей Старшей кобылы… – Он усмехнулся. – Ну вот. Полегчало?

– Нет.

Они обменялись улыбками, и Клэйтон развел руки.

– Иди сюда, беспокойная душа. Я соскучился.

Ривер шагнула вперед. Такое странное и одновременно такое знакомое ощущение! Он крепко сжал ее в объятиях, и она прильнула к нему. А потом отступила на шаг и подняла на него глаза.