Все люди в лагере смотрели на небо. Разговоры, что только вернулись, утихли. Щелкнула тетива, несколько стрел полетели в ночи, но Пожара держалась вне досягаемости. Послышался потрясенный, но быстро заглушенный вопль одного из русских:
— Жар — птица!
— Ты можешь сделать так, чтобы они тебя видели? — спросила Вася у Медведя, не сводя взгляда с генерала.
— С твоей кровью, — сказал он.
Она протянула ободранную руку, и он жадно прижался, а потом она отдернула ладонь.
— Выжди нужный момент, — сказала она.
Помня, что они ее не видят, она прошла на свет. Трое все еще спорили, теперь кричали друг на друга, пока сияющая и невозможная птица парила сверху.
Вася прошла за ними, сняла золотую веревку и обвила ею горло Мамая.
Он потрясенно захрипел и застыл, пойманный магией Кощея и ее волей.
Все рядом тоже замерли. Теперь они ее видели.
— Добрый вечер, — сказала Вася. Было сложно вдохнуть, чтобы говорить ровно. На нее смотрели два десятка умелых лучников, многие уже вытащили стрелы. — Вы не сможете убить меня раньше, чем я убью его, — сказала она им. — Даже если наполните меня стрелами, — в одной руке она держала золотую веревку, но в другой был нож, прижатый к горлу Мамая. Ей показалось, что Олег переводил ее слова, но она не обернулась.
Челубей вытащил меч, яростно шагнул к ней, но замер от бессловесного звука боли Мамая.
— Я за князем Серпухова, — сказала Вася.
Мамай снова захрипел, а потом произнес что — то, похожее на приказ.
— Тихо! — рявкнула она, и он застыл, когда она прижала кинжал к его шее сильнее.
Олег пялился на нее как рыба на суше. Над ними снова закричала жар — птица, кружась под облаками. Лошади татар бросились, и Вася краем глаза заметила, как люди невольно поднимают головы к свету.
Челубей опомнился первым.
— Ты не уйдешь живой, девица.
— Если не уйду я, — сказала Вася, — и Владимир Андреевич, то и ваш генерал не выживет. Рискнешь?
— Выпускайте стрелы! — рявкнул Челубей, когда Вася немного порезала горло Мамая, чтобы он вскрикнул. По ее ладоням текла пахнущая медью кровь. Лучники замешкались.