– О чем ты?

– После всего, что сказала о нем Айви, я не могу поверить, что ему нужен кто-то, кроме нее. У них все было так… серьезно, черт возьми! И она до сих пор боготворит его! И она была беременна, и они… решили оставить ребенка! – истеричным шепотом добавила я, уткнувшись мокрым носом в дорогой бабушкин жакет.

– Лори… Знаешь, что я думаю? Просто ей очень сильно хочется его спасти. Тем более что она чуть ли не единственная, кто может сделать это. Но все это вовсе не значит, что они созданы друг для друга. Или что они хотя бы любят друг друга. Это ничего не значит. Имеет значение только то, что ты сейчас умираешь от ревности. И то, что Вильям чуть за тобой не рванул, когда увидел, что ты выбегаешь из зала.

– Правда?

– Правда. Возьми себя в руки и возвращайся. Ты нужна ему…

– Не знаю, бабушка, не знаю…

– Боже милосердный, ну сколько это дитя еще будет сомневаться?! – внезапно воскликнула она, поднимая к небу глаза. – Как смог Ты запихнуть столько сомнений в эту маленькую головку?!

Я горько вздохнула. Возможно, так и есть. Но, черт побери, сложно не засомневаться, когда в истории отношений начинает фигурировать пункт «желанный ребенок»!

– Ведь ты по-прежнему намерена дать Вильяму шанс? – хмуро спросила бабушка. – Лори, ответь мне, что будет после того, как мы выйдем из здания суда?

– Боюсь, мне нужно будет еще раз хорошенько все обдумать. И если у Айви есть хоть какие-то чувства к Вильяму, или у него к ней, то я отступлю. Клянусь, я больше и пальцем не притронусь к тому, кто не предназначен мне.

Я достала телефон и написала сообщение отцу: «Папа, не знаю, успеешь ли ты прочитать, но пожалуйста, не передавай Вильяму мое письмо. Боюсь, я поторопилась…»

– Святые угодники, – пробормотала бабушка, и я увидела, что она заглядывает в телефон через мое плечо. – И кто ж тебя воспитал такой правильной? Это точно не моя школа. Моя школа такова: нападай первой, сражайся насмерть и забирай все, что нравится. И не испытывай угрызений совести… Надо было забрать тебя в младенчестве у твоих слишком добреньких родителей, Долорес Макбрайд. А теперь слишком поздно! Возвращайся в зал, милая, а мне нужно дух перевести…

* * *

«Нападай первой, сражайся насмерть и забирай все, что тебе нравится. И не испытывай угрызений совести». Легко сказать! У меня только одно возражение: как потом спать по ночам? Вот серьезно. Каково это – закрывать глаза и видеть тех, кто несчастен по твоей вине?

Я вернулась в зал суда перед заключительным словом обвинения и села рядом с мамой. Она хмуро оглядела мое зареванное лицо, положила руку на плечо и привлекла к себе.