– Репаро. – Гермиона легким движением палочки склеила чашку. – Все это прекрасно, но что, если Монтегю навсегда повредился в уме?
– Нам-то какое дело? – с раздражением бросил Рон. Его чашка снова, как пьяная, шаталась на подгибающихся ножках. – Монтегю не имел права отнимать баллы у «Гриффиндора»! Знаешь, Гермиона, если тебе не о ком беспокоиться, побеспокойся обо мне!
– О тебе? – переспросила она, хватая и возвращая на место свою чашку, живо поскакавшую к краю стола на небольших крепких ножках с синим узором. – А о тебе-то с какой стати?
– Когда мамино письмо пройдет наконец сквозь кордон Кхембридж, – горько изрек Рон, поддерживая свое слабосильное творение, – меня ждут колоссальные неприятности. Не удивлюсь, если это вообще будет вопиллер.
– Но…
– Вот увидите, в том, что Фред и Джордж ушли из школы, окажусь виноват я, – проворчал Рон. – Мама скажет, что я должен был их остановить, уж не знаю как… повиснуть на хвостах метел, что ли… но вина будет моя.
– Если она так скажет, это будет очень несправедливо! Что ты мог сделать? Только она не скажет ничего подобного, потому что, если у них и правда на Диагон-аллее хохмазин, значит, они давным-давно все спланировали.
– Да-а… еще вопрос, откуда он взялся, этот хохмазин? – пробормотал Рон, слишком сильно ударяя палочкой по чашке. Та упала и замерла, беспомощно подергиваясь. – Странно, да? Помещение на Диагон-аллее – это же дорого! Мама захочет знать, во что они впутались – откуда такие деньжищи.
– Я сама об этом думала, – сказала Гермиона. Ее чашка бойко топотала вокруг чашки Гарри, короткие ножки которой никак не могли достать до стола. – Вдруг Мундугнус уговорил их продавать ворованный товар, например?
– Нет, – коротко бросил Гарри.
– Откуда ты знаешь? – хором спросили Рон и Гермиона.
– Знаю… – Гарри замялся. Похоже, пришло время во всем сознаться. Молчать больше нельзя, иначе все будут подозревать Фреда и Джорджа в преступлении. – Потому что деньги дал я. Это мой приз за Тремудрый Турнир.
Повисло потрясенное молчание. Гермионина чашка подскакала к краю стола, упала и разбилась.
– О Гарри, не может быть! – воскликнула Гермиона.
– Очень даже может, – с вызовом ответил Гарри. – И я ничуть не жалею. Мне деньги не нужны, а у них будет прекрасный хохмазин.
– Но это же отлично! – возликовал Рон. – Во всем виноват ты! Меня маме винить не в чем! Можно я ей расскажу?
– Расскажи, – безрадостно согласился Гарри, – особенно если она считает, что они перепродают краденое.
Гермиона до самого конца урока не произнесла ни слова, но Гарри был уверен, что ее выдержки хватит ненадолго. И действительно, на перемене, как только они вышли из замка на слабое майское солнышко, Гермиона пронзительно посмотрела на Гарри и с решительным видом раскрыла рот.